Толмач
Шрифт:
– Самые исполнительные! – поправил я ее.
– Как видите, это одно и то же, – усмехнулась фрау Грюн, сняла перчатки и подвела Игоря к раковине. – Мой те руки!
– Grazie, signora! [48] – ответил Игорь и тщательно стал тереть руки под водой.
Движения воспитанные, мимика услужливая, речь правильная. И все это как будто иногда даже утрированно, наигранно.
Потом он сел к столу, уставился на меня, я – в папку:
– Надо кое-что уточнить. У вас тут записаны два языка, русский и итальянский… Это правильно?
48
Спасибо,
– Итальянский с детства знаю, у меня мать учительница итальянского была… Ну, а в Италии за год я его хорошо подучил. Практика.
– Украинского не знаете?
– Нет, откуда? Я в Крыму родился. Дома по-русски говорили. И в школе тоже. И везде вообще. Учился потом в Симферополе. Там тоже одни русские жили. Теперь вот татар много, житья нет… Достали эти татары!..
– Кого достали?
– Да всех. Меня вот хотели заставить ислам принять…
– Ислам? Зачем? – удивился я.
– А просто, – уклончиво ответил он.
– Кстати, вы – лютеранин? Это правильно записано?
– Да, протестант.
– Фрау Грюн, как мне лучше писать – лютеранин или протестант?
– И то, и то можете, – отозвалась она, укладывая лист с отпечатками в сканер. – А лучше напишите – «евангелическая церковь», Evangelische Kirche. Это все одно и то же. Я тоже лютеранка. А он знает наши главные заповеди?
Игорь подумал.
– Их вообще-то много. Но главные… Послушание, бедность, работа, безбрачие…
«Невеселая картина!» – подумалось мне, а фрау Грюн скептически улыбнулась:
– Безбрачие?.. У протестантов?.. Это что-то новое… И соблюдаете?
– Да вот нарушил. E Dio mi punm! [49]
– В смысле – ты женился? – не понял я.
– Ну да. Не должен был этого делать, а сделал. Из брака все проблемы вытекают, туда же и втекают, – Игорь тяжко вздохнул и начал внимательно осматривать свои аккуратные пальцы с длинными холеными ногтями. Потом поднял на меня внимательные глаза и, нервно поигрывая карандашиком, спросил: – А как вы думаете, мое дело надежное?
49
И Бог меня наказал! (итал.)
– В каком смысле? – не понял я.
– Ну, я так думаю: если бы итальянцы хотели отказать – они бы отказали, сюда не посылали…
– Но если бы они хотели взять, они бы взяли. И сюда не посылали бы тоже… – возразил я.
– Резонно. Может, по их правилам что-то не сошлось? – предположил он.
– Если там не сошлось – как тут сойдется?.. Правила общие. Но все может быть. Этой системы я не знаю, мое дело – переводить. Решают немцы, чиновники.
Закончив с писаниной, я спросил фрау Грюн, с кем сегодня работать и куда сейчас идти.
Она заглянула в свой список:
– Идите к Марку… И учтите, он в плохом настроении – у него обострилась язва…
– О!.. Он и без язвы не особенно сладок!.. – поморщился я. – И, кстати, не дает людям говорить: торопит и прерывает. Но это между нами! – испугался я, что она донесет Марку (лишние
– Мы знаем. Мы все знаем. Мы всё обо всех знаем. Но его прислали сверху! – И она подняла глаза к потолку, туда, где должен был сидеть таинственный шеф, которого никто не видит и не слышит, потому что он то на курорте, то в поездках, то в командировке, то на конгрессе, то на лыжах, то на конференции в горах.
Марк, съежившийся в кресле, едва виден. На столе к общему хаосу и таблеткам добавились ингалятор и аппарат для давления.
– Плохо, плохо мне, – пожаловался он, увидев меня и прижимая ручонку ко лбу. – Еле сижу. Кого это вы привели? – капризно спросил он, как будто я, разносчик пиццы, принес ему не тот заказ, который он просил.
– Лютеранин-гитарист. Из Италии пришел.
– Да, я уже кое-что слышал… Транзитная виза на Германию, – сказал он, еще не заглядывая в папку (а я понял, что фрау Грюн успела по телефону дать ему основную информацию). – Ну и все, дело решенное… Но все равно, пусть садится. Отказ тоже надо уметь правильно оформить… Не с бухты-барахты, хвост вперед головы, а обстоятельно, веско, чтобы в другой раз не сунулся. Ничего, разберемся. Садитесь!.. – сказал он гитаристу, который все это время стоял и честно смотрел на Марка.
– Что, уже дают? – оживленным шепотом спросил тот у меня, радостно подсаживаясь к столу и укладывая недалеко от себя сверточек.
– Что это у него, не бомба ли?.. – кисло сострил Марк.
– Dei documenti, signоrе!.. [50] Бумаги из Италии, разные, – ответил Игорь, с готовностью начиная разворачивать сверточек.
– Итальянские пусть себе оставит. А немецких нет?.. И где вообще ваш паспорт?..
– Ничего нет. В Мюнхене полиция в аэропорту отобрала, – сказал Игорь.
50
Вот документы, синьор!.. (итал.)
– Что, как, зачем?
Игорь удивленно пожал плечами:
– Сам не знаю, зачем. Мне итальянцы билет до Мюнхена купили, в самолет посадили, а в Мюнхене, в аэропорту, полиция отвела в комнату, обыскала… Какой-то толстый небритый Петер обыскивал, хорошо по-итальянски говорит. Все шутил без остановки, говорил, что у него жена русская и он очень любит борщ с икрой и селедку с водкой. Паспорт отобрали, дали билет на поезд и направили сюда… Вот, эти документы остались, – начал он опять ворошить сверток.
Марк взбудораженно схватил телефонную трубку:
– Вот идиоты! Зачем им документы?.. Не могли снять копии?.. Нет, им оригиналы нужны! – Он попросил кого-то проверить мюнхенскую версию. – Таких идиотов в полицию набирают! Я думал раньше, что это только в Казахстане или в Албании полиция такая тупая, а теперь вижу, что и у нас не лучше. Да. И фармацевтика ни к черту не годится. Вот, десятую таблетку пью – ничего не помогает, а казалось, что там – две сосиски жареные съел и стакан вина выпил, будь оно проклято… А эти дрянь-таблетки, между прочим, восемьдесят марок стоят пачка. Чем, интересно, русские изжогу лечат? – спросил он, выдавливая из пластинки пилюлю. – Небось, водкой?.. Я знаю – русские все болезни водкой лечат!