Том 1. Философские и историко-публицистические работы
Шрифт:
От этих трех главных различий между отношениями Божественного Откровения к человеческому разуму происходят три главных образа деятельности умственных сил человека, а вместе с тем и три главные формы развития его нравственного смысла.
Естественно, что человек, искренне верующий учению православной церкви, чем более будет развивать свой разум, тем более будет соглашать его понятия с истинами Божественного Откровения.
Естественно также, что искренний приверженец латинской церкви должен будет не только подчинить свой разум Божественному Откровению, но вместе и некоторым человеческим системам и отвлеченным умозаключениям, возведенным на степень Божественной неприкосновенности. Потому он необходимо будет принужден сообщать одностороннее развитие движениям своего ума и нравственно обязан заглушать внутреннее сознание истины покорностию слепому авторитету.
Не менее естественно и то, что последователь исповедания протестантского, признавая разум главнейшим
Где выше разума признается одно чистое Божественное Откровение, которое человек не может переиначивать по своим разумениям, но с которым он может только соглашать свой разум, там, естественно, чем более будет развиваться образованность, тем более понятия человека или народа будут проникаться учением веры, ибо истина одна и стремление к отысканию этого единства посреди разнообразия познавательных и производительных действий ума есть постоянный закон всякого развития. Но для того чтобы соглашать истины разума с превышающею разум истиною Откровения, нужна двойная деятельность разума. Мало того, чтобы устраивать разумные понятия сообразно положениям веры, избирать соответственные, исключать противные и, таким образом, очищать их от всего противоречащего, — надобно еще самый образ разумной деятельности возвышать до того уровня, на котором разум может сочувствовать вере и где обе области сливаются в одно нераздельное созерцание истины. Такова цель, определяющая направление умственного развития православного христианина, и внутреннее сознание этого искомого края мысленной деятельности постоянно присутствует в каждом движении его разума, дыхании его мысленной жизни…
Наша церковь
Церковь развивается, то есть она постоянно приводит к своему сознанию вечную, неисчерпаемую истину, которою она обладает.
Воплощением сына Божия совершилось примирение между человеком и Богом в лице Богочеловека. Но видимое присутствие Спасителя на земле должно было кончиться. Спаситель возносится и дает ученикам своим обетование Духа — создает Церковь. Дух Божий постоянно живет в Церкви. Церковь называет себя невестою, телом Христовым. Следовательно, факт воплощения, совершившийся в одном лице Богочеловека, совершается невидимо в Церкви.
Итак, в церкви два элемента — Божественный и человеческий. Весь вопрос лежит в том, как они взаимно относятся. Пребывают ли они равнодушно один к другому, Дух как вечная истина в своей полноте и неподвижности, а человечество под своим определением постоянного развития. В таком случае из двух предположений вы должны будете допустить одно. Или Вы оторвете человечество от Бога, примете ветхозаветное отношение и низведете церковь на степень жреческой касты, но тогда Вы отрицаете существенный факт христианства — или же из общего развития человечества Вы исключите одно лицо и укажете на него как на такое, в котором Дух постоянно конкретируется; тогда это лицо будет церковь, а все остальное — стройная толпа людей. Так было в католицизме. Частные лица резко отделяются от церкви и относятся к ней как подданный к государю; они живут под церковью, но не в церкви. Они развиваются, церковь остается неподвижною. Очевидно, такое отношение возможно только в католицизме, при мысли, что Дух прикован к одному лицу, к одной кафедре.
Для того чтобы иметь право сказать: развиваются частные лица, развиваются отрасли церкви, а не церковь, должно предварительно указать пальцем на церковь. Итак, то и другое предположение ложно. Остается допустить тесное неразрывное сочетание двух элементов, частных лиц, представляющих собой церковь и Духа — развивающееся сознание Церкви.
Каждый догмат заключает в себе живое начало, зародыш, но этот зародыш может развиваться только в почве церкви, то есть перейдя в сознание людей. Здесь он необходимо подвергается случайным видоизменениям, преломляется на мнения, и в церкви является раздвоение, раздвоение не самого догмата, отвлеченно взятого, но церкви, исповедующей догмат. Вы скажете, что это не раздвоение, а отторжение некоторых от церкви. Бесспорно, но по чему же Вы отличите сторону правую от неправой? Бессознательное, непосредственное убеждение частных лиц может удержать их в истине; но пока в этих лицах церковь не сознала себя, их убеждение остается мнением. Церковь совокупляется во Вселенский собор; она предлагает себе вопрос и решает его вследствие присущего в ней Духа: Изволися Духу Святому и нам [56] . Итак, Вселенский собор имеет смысл для самой церкви, а не для не церкви. Ее верные члены вследствие Собора стали во столько выше, во сколько разумное убеждение выше мнения. И так церковь развивается; но развитие ее стоит бесконечно выше всякого человеческого развития, потому что каждый момент его запечатлен Духом,
56
Ср.: Ибо угодно Святому Духу и нам (Деян. 15, 28). — A.M.
Теперь о ваших возражениях.
На вопрос, почему так давно не было Вселенских соборов, я отвечал вам на словах, сколько мне кажется, удовлетворительно. Именно потому, что церковь держит Вселенский собор для себя, а не для тех, кто вне ее.
Что касается до того, что вы назвали жизненною стороною церкви, то есть совершения таинств, бесспорно, церковь в каждую минуту своего бытия признает себя вполне на то властной, то есть вполне церковью. Да кто же говорит, что она когда-нибудь была не церковью, развивалась до церкви. Совершение таинств составляет ее существенное определение, под которое подходит и церковь католическая. Если отнять от нее это определение, ее жизнь, тогда не будет церкви, не будет и развития. Но здесь еще одно противоречие тому, что мною сказано. Точно так человек живет непосредственной жизнью, кроме того он может развиваться в сфере мысли. Вопрос не в том, почему церковь есть церковь, а может ли, должна ли церковь развиваться. Самая эта жизненная сторона церкви может быть предметом ее рационального развития.
В признании и в осуществлении этого развития лежит превосходство, истина нашей церкви, примирение двух односторонних начал. Католицизм осуществил в себе неподвижную церковь; протестантизм, признавши начало развития, должен был отрицать церковь, следовательно, самое содержание этого развития. Он остался при отвлеченном, бесплодном движении. Мы же, то есть пока Аксаков и я, исповедуем церковь развивающуюся.
Из вашей статьи стало ясно, в чем мы согласны и в чем расходимся. Начало я принимаю безусловно: принимаю определение отношения церкви к воплощению, чего не было в моей статье и что составляло в ней перерыв. Церковь есть вновь созданное человечество. С наших слов я начинаю.
В чем заключалось это обновление? В победе над грехом. Победа совершилась через признание греха. Грех держал человека в порабощении, пока человек не сознавал в себе греха, верил в свою святость, в возможность спастись законом. Отказаться от этой надежды значило признать грех как грех, то есть как нечто человеку чуждое, хотя постоянно в нем пребывающее, как противоречие определению. Признать — значило от него оторваться, стать выше его. Для нового человека грех не существует — грех ему не вменяется.
Вот отрицательное значение христианства, его отношение к закону. Другой момент, положительный, тесно связан с первым. Грех лишал человека свободы, то есть возможности проявлять в себе свое определение, жить согласно с своим назначением. Церковь признает отсутствие свободы в повреждении разума и воли. Следовательно, торжество над грехом было дарованием свободы разуму и воле.
Новый человек может осуществить Божественное в действительной жизни, может постигать его мыслью. Возможность этих двух моментов и их единство заключается в деле воплощения. Явившись в образ человека, Христос дал возможность непосредственного с ним общения в таинстве, через причащение Его телу и крови; Христос же, сравнивая ветхое человечество с новым, говорит: вы кланяетеся его же не ведете, мы кланяемся его же вемы [57] . Итак, непосредственное общение с Богом через таинства и общение в познании через догму — вот что дано новому человечеству христианством. Церковь, в которой живет факт воплощения как совершенный, то есть как возможность того и другого общения, является с этих двух сторон. Познание Бога, то есть догму осуществляем в жизни, то есть в таинствах, и жизнь возводим в догму. Но эта жизнь есть ее жизнь, эта догма есть ее мысль — торжество их в полном самосознании церкви.
57
Ср.: Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев (Ин. 4, 22). — A.M.
Вот мое понятие об идеальной церкви, которой осуществление есть уже третий фазис церкви — ее торжество. В церкви воинствующей, еще не отрешенной от условий исторического развития, мы видим только стремление к этому идеалу — развивающееся сознание.
Итак, удержим вывод из всего сказанного. Церковь была постоянно церковью, то есть не развивалась до церкви, а явилась полным живым организмом. Условия этого организма, жизнь и сознание, были в церкви от первой минуты ее бытия, жизнь — как совершенно готовая, не развивающаяся, сознание — как возможность постоянно проявляющаяся, как развитие.