Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849
Шрифт:
— Вы всё смеетесь надо мной!
— Как это можно!
— Да вы такие озорники!..
— Вы где живете? — спросил я.
— У родителей…
— И часто вы этак прогуливаетесь?
— Как это можно! у меня родители такие строгие: цельный день меня всё бранят.
— Ну, и этак бывает? — спросил Брусин, сделав рукою значительное движение сверху вниз.
— На то они родители, — отвечала она, закрываясь платком. — Да вы всё надо мною смеетесь!
— Как это
— Прелесть ты моя! — сказал он, — золото ты мое! ведь выкопал же я тебя себе на отраду!
— А знаешь, что мне вздумалось? — обратился он ко мне, когда мы встали из-за стола, — ты видишь Ольгу?
— Вижу, а что?
— Мне ужасно хочется подойти к окну и показать ей супругу Комуса.
— Зачем это?
— Да пусть хоть немножко побесится.
— Не знаю, как хочешь!
— Право, так!
И мы все трое подошли к окну.
— Здравствуйте, — сказал Александр.
— Здравствуйте, — отвечал знакомый голосок.
— Рекомендую, — продолжал он, указывая на повелительницу острова Стультиции.
— Очень рада; что это — Николай-Иванычева?
— Нет-с, моя…
— А! ваша! дяденька! дяденька! Прохор Макарыч!
Нам послышались приближающиеся тяжелые шаги, и вслед за тем в окне появилась тяжелая и неуклюжая фигура.
— Рекомендую, — сказала Ольга, указывая на фигуру.
Я наблюдал за лицом Александра; оно по-прежнему осталось весело и спокойно, но все-таки, хоть на мгновенье, хоть слегка, щеки его побледнели.
— Очень рад, — сказал он, в свою очередь. — Вы давно изволили возвратиться из вояжа?..
Но дяденька не отвечал, а только раскланивался.
— Да отвечайте же, дяденька, — сказала Оля. — Вы его извините; он у меня такой стыдливый, не привык с чужими.
Дяденька все еще кланялся; Ольга провела рукою по его лицу, дернула за усы и хлопнула пальчиками по лбу.
— Ну, ступай, спи, дяденька! — сказала она. Дяденька раскланялся и исчез.
— Каков у меня дяденька? — спросила Ольга.
— А какова у меня тетенька? — отвечал Александр.
— Я вам совсем не тетенька, — заметила супруга Комуса, — вот еще что выдумали!
Ольга улыбнулась, Александр тоже улыбнулся; но Александр не вытерпел и послал ей рукою поцелуй; она отвернулась.
— Не стоите вы! — сказала она. — Эй, Амишка! Амишка!
Амишка вскочила на окно и замахала хвостом.
— Где ты, негодница, была! — выговаривала ей Оля, — других, верно, лучше меня нашла, капризная собачонка! Отвечай, мерзкая!
Амишка залаяла.
— Оленька! — сказал умоляющим голосом Александр.
Я дернул его за полу сюртука.
— Что ж ты, в самом деле, — сказал
— Сейчас, сейчас…
— Так вот же, гадкая ты! злая ты! я не хочу любить тебя! — продолжала Ольга, по-прежнему выговаривая собачонке, — и если ты думаешь, что мне тебя жалко, так нет же: ошибаетесь, сударыня, очень ошибаетесь! не надо мне вас, у меня есть дяденька — вот что!
— Оленька! голубчик ты мой! — задыхающимся голосом говорил Брусин.
— Пошла прочь, мерзкая собачонка, пошла, пошла прочь! Прощайте, Александр Андреич, желаю вам покойной ночи!
Окно ее захлопнулось, Александр стоял на месте как ошибенный; насилу-то я мог кое-как оторвать его от окна.
Впрочем, вечер прошел без дальнейших приключений; чрез несколько времени Александр даже сделался весел по-прежнему и беспрестанно повторял:
— А! какова Ольга-то! уж у ней и дяденька явился! Что ж, и у меня тетенька есть, и, верно, получше ее дяденьки! Да здравствует высокомощная повелительница острова Стультиции!
Таким образом мы жили около месяца. Супруга Комуса по-прежнему посещала Александра, и всякий раз, когда она уходила, Брусин давал ей денег и говорил:
— Ты приходи этак через неделю; раньше, я думаю, мне не будет надобности.
Я одобрял такое поведение, потому что оно было и неубыточно, да и занятиям не мешало. Вообще я держусь такого правила, что молодому человеку, небогатому и занятому, в делах любви нужно как можно избегать всякой серьезной и продолжительной привязанности: не то как раз обленишься, обабишься и пропадешь ни за грош.
Итак, я был совершенно спокоен; тем более что у нас уж и двойные рамы вставили, и, следовательно, сообщение с Ольгою сделалось еще затруднительнее. Однако ж на всякий случай велел фактотуму Ивану присматривать, и если что окажется, то немедленно донести.
Раз как-то, возвращаясь от должности, я уже начал было всходить по лестнице, как вдруг мне послышался голос Ольги. Я остановился и стал прислушиваться; действительно, это была она, да еще и не одна, а с Брусиным. Оба они всходили по лестнице к нашей квартире.
— Только ты, пожалуйста, Оля, скажи ему, что ты сама ко мне пришла, — говорил Александр.
— А будешь капризничать?
Мне послышался звонкий поцелуй.
— А глупая Королева будет к тебе ходить?
— Не будет, Оленька, не будет, голубчик мой! Дернули за звонок.
— Никогда?
— Никогда, голубчик ты мой, никогда!
— Ну, то-то же!
— Так ты так ему и скажи, Оля, что сама пришла ко мне, а то он мне покою не даст.