Том 1. Стихотворения 1906-1920

Цветаева Марина Ивановна

Начало января 1919

«Друзья мои! Родное триединство…»

Друзья мои! Родное триединство! Роднее чем в родстве! Друзья мои в советской — якобинской — Маратовой Москве! С вас начинаю, пылкий Антокольский, Любимец хладных Муз, Запомнивший лишь то, что — панны польской Я именем зовусь. И этого — виновен холод братский, И сеть иных помех! — И этого не помнящий — Завадский! Памятнейший из всех! И, наконец — герой меж лицедеев — От слова бытиё Все имена забывший — Алексеев! Забывший и свое! И,

упражняясь в старческом искусстве Скрывать себя, как черный бриллиант, Я слушаю вас с нежностью и грустью, Как древняя Сивилла — и Жорж Занд.

13 января 1919

«В ушах два свиста: шелка и метели…»

В ушах два свиста: шелка и метели! Бьется душа — и дышит кровь. Мы получили то, чего хотели: Вы — мой восторг — до снеговой постели, Я — Вашу смертную любовь.

27 января 1919

«Шампанское вероломно…»

Шампанское вероломно, А все ж наливай и пей! Без розовых без цепей Наспишься в могиле темной! Ты мне не жених, не муж, Твоя голова в тумане… А вечно одну и ту ж — Пусть любит герой в романе!

«Скучают после кутежа…»

Скучают после кутежа. А я как веселюсь — не чаешь! Ты — господин, я — госпожа, А главное — как ты, такая ж! Не обманись! Ты знаешь сам По злому холодку в гортани, Что я была твоим устам — Лишь пеною с холмов Шампани! Есть золотые кутежи. И этот мой кутеж оправдан: Шампанское любовной лжи — Без патоки любовной правды!

«Солнце — одно, а шагает по всем городам…»

Солнце — одно, а шагает по всем городам. Солнце — мое. Я его никому не отдам. Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. — Никому. — Никогда. Пусть погибают в бессменной ночи города! В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу! Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу! В вечную ночь пропадет — погонюсь по следам… Солнце мое! Я тебя никому не отдам!

Февраль 1919

«Да здравствует черный туз…»

Да здравствует черный туз! Да здравствует сей союз Тщеславья и вероломства! На темных мостах знакомства, Вдоль всех фонарей — любовь! Я лживую кровь свою Пою — в вероломных жилах. За всех вероломных милых Грядущих своих — я пью! Да здравствует комедьянт! Да здравствует красный бант В моих волосах веселых! Да здравствуют дети в школах, Что вырастут — пуще нас! И, юности на краю, Под тенью сухих смоковниц — За всех роковых любовниц Грядущих твоих — я пью!

Москва, март 1919

«Сам Черт изъявил мне милость…»

Сам Черт изъявил мне милость! Пока я в полночный час На красные губы льстилась — Там красная кровь лилась. Пока легион гигантов Редел на донском песке, Я с бандой комедиантов Браталась в чумной Москве. Хребет вероломства — гибок. О, сколько их шло на зов . . . . . .моих улыбок . . . . . .моих стихов. Чтоб Совесть не жгла под шалью — Сам Черт мне вставал помочь. Ни утра, ни дня — сплошная Шальная, чумная ночь. И

только порой, в тумане, Клонясь, как речной тростник, Над женщиной плакал — Ангел О том, что забыла — Лик.

Март 1919

«Я Вас люблю всю жизнь и каждый день…»

Я Вас люблю всю жизнь и каждый день, Вы надо мною, как большая тень, Как древний дым полярных деревень. Я Вас люблю всю жизнь и каждый час. Но мне не надо Ваших губ и глаз. Все началось — и кончилось — без Вас. Я что-то помню: звонкая дуга, Огромный ворот, чистые снега, Унизанные звездами рога… И от рогов — в полнебосвода — тень… И древний дым полярных деревень… — Я поняла: Вы северный олень.

7 декабря 1918

П. Антокольскому

Дарю тебе железное кольцо: Бессонницу — восторг — и безнадежность. Чтоб не глядел ты девушкам в лицо, Чтоб позабыл ты даже слово — нежность. Чтоб голову свою в шальных кудрях Как пенный кубок возносил в пространство, Чтоб обратило в угль — и в пепл — и в прах Тебя — сие железное убранство. Когда ж к твоим пророческим кудрям Сама Любовь приникнет красным углем, Тогда молчи и прижимай к губам Железное кольцо на пальце смуглом. Вот талисман тебе от красных губ, Вот первое звено в твоей кольчуге, — Чтоб в буре дней стоял один — как дуб, Один — как Бог в своем железном круге!

Март 1919

«О нет, не узнает никто из вас…»

О нет, не узнает никто из вас — Не сможет и не захочет! — Как страстная совесть в бессонный час Мне жизнь молодую точит! Как душит подушкой, как бьет в набат, Как шепчет все то же слово… — В какой обратился треклятый ад Мой глупый грешок грошовый!

Март 1919

Памяти А.А. Стаховича

А Dieu — mon âme,

Mon corps — аu Roy,

Mоn соеur — аuх Dames,

L’honneur — роur moi. [43]

43

Господу — мою душу, Тело мое — королю, Сердце — прекрасным дамам, Честь — себе самому

(фр.)

«Не от запертых на семь замков пекарен…»

Не от запертых на семь замков пекарен И не от заледенелых печек — Барским шагом — распрямляя плечи — Ты сошел в могилу, русский барин! Старый мир пылал. Судьба свершалась. — Дворянин, дорогу — дровосеку! [44] Чернь цвела… А вблизь тебя дышалось Воздухом Осьмнадцатого Века. И пока, с дворцов срывая крыши, Чернь рвалась к добыче вожделенной — Вы bon ton, maintien, tenue [45] — мальчишек Обучали — под разгром вселенной! Вы не вышли к черни с хлебом-солью, И скрестились — от дворянской скуки! — В черном царстве трудовых мозолей — Ваши восхитительные руки. [46]

44

NB! Если бы дровосеку! (прим. автора)

45

Правила хорошего тона, осанка (фр.)

46

NB! Даже труд может быть — отвратителен: даже — чужой! если он в любовь — навязан и в славословие — вменен. М. Ц. — тогда и всегда.