Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849
Шрифт:
Прозаические наброски
<Набросок автобиографии>
Мне 17 лет было тому с неделю. * Я хочу написать всё, что я знаю о себе, — всю мою жизнь. Для чего я это делаю — две причины. Во-первых, читал недавно * «Les Confessions» de J. J. Rousseau [91] . Во мне возродилась мысль написать и свою Исповедь; во-вторых, написав свою жизнь теперь, я не стану трогать этой тетради лет до пятидесяти (если доживу), и тогда мне наверное приятно будет вспомнить, что думал, что я мечтал в то время, когда я писал эти строки. Итак, сделав exordium [92] , необходимое
91
«Исповедь» Ж. Ж. Руссо (франц.).
92
введение (лат.).
Я родился 1818-го года, 28-го октября, в Орле — от Сергея Н. Тургенева и Варвары Петровны Т., бывшей Л. Про свои ребяческие лета знаю я только то, что я был баловень, — был однако собой дурен — и лет четырех чуть-чуть не умер; что меня тогда воскресило старое венгерское вино и потому, может быть, я люблю вино. Женщина, имевшая обо мне тогда самые нежные попечения, была одна А. И. Л. * , которую я, несмотря на многие ее не очень хорошие свойства, люблю до сих пор.
№ 32
Михайла Фиглев
Рост: высокий.
Глаза: карие.
Волосы: белокурые.
Лета: 18.
С умом второстепенным, но довольно проницательным. Впрочем, более природный нежели приобретенный ум. Добр, откровенен и честен; главная слабость: страх de para^itre ridicule [93] . Он не может действовать один, не имея перед глазами образца; впрочем, не хочет чтобы это замечали. Любит женщин вообще; но более для того, чтобы об нем думали как о любезном молодом человеке. Высшая его награда — услышать где-нибудь чтобы его так называли. Впрочем, не старается прослытьлюбезным; он хочет только, чтобы им занимались. Амбиции к первенству нету; он довольствуется вторым местом. Он решительно не гений. C’est un homme plac'e plus haut que la m'ediocrit'e et plus bas que le g'enie [94] . Хороший друг и товарищ; aimant les femmes avec ardeur, incapable de ha"ir [95] . Он будет счастлив. Он никогда не будет иметь довольно гордости идти против мнения света; но он не знаком с ложным стыдом. Une ^ame forte peut le subjuguer facilement; un homme ordinaire mais habile peut se faire suivre par lui [96] Впрочем, благороден до глубины души. Il n’est pas homme `a s’'elever au dessus du malheur; mais aussi le malheur ne l’abattra-t-il pas facilement [97] . Он подвержен предрассудкам своего века. Детей будет воспитывать хорошо; они его будут любить и уважать. К жене будет слишком слаб. Дай бог ему не слишком умную жену! Il aime `a faire croire aux autres qu’il a certaines intrigues; du reste il est assez sobre ce qui regarde les femmes. Il cache mal et sa douleur et sa joie; m^eme je dirais qu’il est plus renferm'e en soi-m^eme dans la douleur [98] . Его еще пленяет блеск мундира; впрочем, если будет служить, будет хороший офицер и хороший начальник. Его всегда будут любить. Религия — более внутренняя, нежели наружная; в этом отношении он первой степени. Il y a des hommes, pour lesquels il sent une m'efiance involontaire; `a d’autres il s’abandonne trop [99] . Он не горяч и не зол; но ему, очевидно, неловко быть с тем, кто ему как-то не понравится. Его характер более веселый — il est enti`erement fait pour cette vie [100] .
93
показаться смешным (франц.).
94
Это человек, стоящий выше посредственности и ниже гения (франц.).
95
пылко любящий женщин, неспособный ненавидеть (франц.).
96
Личность сильная легко может его подчинить; человек обыкновенный, но ловкий может его заставить следовать за собой (франц.).
97
Он не принадлежит к числу людей, способных возвыситься над несчастьем; но и несчастью также не легко его победить (франц.).
98
Он
99
Есть люди, к которым он чувствует невольное недоверие; другим он слишком доверяется (франц.).
100
он весь создан для этой жизни (франц.).
Resum'e [101]
Человек второго класса, второго отделения, третьей степени.
Похождения подпоручика Бубнова
Роман
Алексею Александровичу Бакунину, потомку Баториев*, ныне недоучившемуся студенту, будущему министру и андреевскому кавалеру в знак уважения и преданности сей посильный труд, плод глубоких размышлений с некоторым родом подобострастья посвящает сочинитель
101
Заключение (франц.).
Подпоручик Бубнов гулял однажды по одной из улиц уездного городка Ч…. Во всю длину этой улицы находилось только 3 дома — 2 направо, 1 налево. Улица эта была без малого с вёрсту. Так как до вечера оставалось часа два, не более, то старые мещанки, хозяйки упомянутых домов, заблаговременно заперли ставни, загнали кур и улеглися спать. Подпоручик Бубнов шел, заложа руки в карманы и предаваясь, по обыкновению, любимым размышлениям — о том, что бы он стал делать, если б он был Наполеоном?
К подпоручику Бубнову совершенно внезапным образом подошел человек небольшого роста — в весьма странной одежде; Бубнов принял было его за помещика Телушкина, только что приехавшего из-за границы; сам он, правда, и не имел чести лично знать г-на Телушкина, но успел уже наслышаться о мудреных и чудных заморских его нарядах… Однако при первом слове незнакомца он совершенно разуверился… Незнакомец, подойдя к подпоручику Бубнову, произнес небрежно и скороговоркою:
— Я чёрт.
Подпоручик тотчас подумал: «Либо он пьян, либо я пьян — во всяком случае неприлично оставаться».
Но незнакомец не дал ему отойти двух шагов и проговорил с улыбкой:
— Вы не пьяны, любезный Иван Андреич, — но я чёрт.
Иван Андреич опять подумал: «Либо он сумасшедший, либо я сумасшедший — так зачем же нам оставаться вместе!»
Незнакомец поймал его за полу и сказал громко и решительно:
— Бубнов, что б ты сделал, если б был Наполеоном?
Подпоручик Бубнов успокоился и подумал: «Он точно чёрт…»
— Что вам угодно? — промолвил он довольно решительно.
— Во-первых, мне угодно убедить вас, что я точно чёрт. Эй вы, крапивы, чего зазевались? Нуте-ка — казачка — да хорошенько.
Все крапивы, в изобилии растущие вдоль полусгнивших заборов, отхватили казачка на славу.
— Хорошо, — сказал чёрт, — пока довольно. Впрочем, за мной дело не станет. — И тут он сразу выкинул несколько удивительных штук: положил себе обе ноги в рот и протащил их сквозь затылок; взял свои собственные глаза в обе руки и с приятностью бросал их на воздух; наконец, подарил свой нос Ивану Андреевичу на память. Подпоручик Бубнов расстегнул свой сертук и положил нос чёрта в боковой карман.
— Теперь вы верите, что я чёрт?
— Верю. Чего же вам от меня хочется?
— Ничего, Иван Андреевич, ничего особенного. Со скуки, знаете, пришел поболтать с вами. А не угодно ли вам погулять со мной немного?
— С моим удовольствием.
И пошли они рядышком, как добрые приятели.
«Однако, — подумал Иван Андреевич, — какое странное происшествие! Мне кажется, я в белой горячке».
Он схватил себя за ус и дернул что было силы… Голова у него заскрыпела, как деревянная.
— Напрасно изволите беспокоиться, Иван Андреевич. Пожалуй, голову с плеч долой стащите… а без головы — вы сами знаете — нехорошо. Да вот позвольте испытайте сами.
Чёрт схватил подпоручика Бубнова за хохол и снял с него голову. Подпоручик Бубнов хотел было удивиться — да без головы удивляться невозможно. Чёрт повертел головой Ивана Андреевича, поднес ее к носу и чихнул в нее. Потом поставил ее опять на туловище подпоручика. Бубнов точас разинул рот и проговорил:
— Желаю здравствовать.
Таким образом, приятно препровождая время, вышли они из города и очутились в большом лесу.
— Послушайте, однако, — проговорил Иван Андреевич, — вы не заведете меня в овраг к козулям? Я терпеть не могу козуль!
— Как можно! — отвечал чёрт.
Они подошли к большому, старому, засохшему дубу. На дубу сидел старый ворон и каркал протяжно. Этот ворон был в сущности ворониха или в самой сущности чёртова бабушка. У чёрта не было никогда матери, но бабушка есть. Каким образом это приключилось, не известно даже, впрочем, и самому чёрту.