Том 1. Стихотворения

Толстой Алексей Константинович

26

Охваченный ею не может молчать, Он раб ему чуждого духа, Вожглась ему в грудь вдохновенья печать, Неволей иль волей он должен вещать, Что слышит подвластное ухо!

27

Не ведает горный источник, когда Потоком он в степи стремится, И бьет и кипит его, пенясь, вода, Придут ли к нему пастухи и стада Струями его освежиться!

28

Я мнил: эти гусли для князя звучат, Но песня, по мере как пелась, Невидимо свой расширяла охват, И вольный лился без различия лад Для всех, кому слушать хотелось!

29

И кто меня слушал, привет мой тому! Земле-государыне слава! Ручью, что ко слову журчал моему! Вам, звездам, мерцавшим сквозь синюю тьму! Тебе, мать сырая дубрава!

30

И тем, кто не слушал, мой также привет! Дай бог полевать им не даром! Дай князю без горя прожить много лет, Простому народу без нужды и бед, Без скорби великим боярам!»

Январь 1873

Сатирические

и юмористические стихотворения

Благоразумие ^*

Поразмыслив аккуратно, Я избрал себе дорожку И иду по ней без шума, Понемножку, понемножку! Впрочем, я ведь не бесстрастен, Я не холоден душою, И во мне ведь закипает Ретивое, ретивое! Если кто меня обидит, Не спущу я, как же можно! Из себя как раз я выйду, Осторожно, осторожно! Без ума могу любить я, Но любить, конечно, с толком, Я готов и правду резать, Тихомолком, тихомолком! Если б брат мой захлебнулся, Я б не стал махать руками, Тотчас кинулся бы в воду, С пузырями, с пузырями! Рад за родину сразиться! Пусть услышу лишь картечь я, Грудью лягу в чистом поле, Без увечья, без увечья! Послужу я и в синклите, Так чтоб ведали потомки; Но уж если пасть придется — Так соломки, так соломки! Кто мне друг, тот друг мне вечно, Все родные сердцу близки, Всем союзникам служу я, По-австрийски, по-австрийски!

Конец 1853 или начало 1854

[А.М. Жемчужникову] ^*

Вхожу в твой кабинет, Ищу тебя, бездельник, Тебя же нет как нет, Знать, нынче понедельник. Пожалуй приезжай Ко мне сегодня с братом: Со мной откушать чай И утку с кресс-салатом. Венгерское вино Вас ждет (в бутылке ль, в штофе ль — Не знаю), но давно Заказан уж картофель. Я в городе один, А мать живет на даче, Из-за таких причин Жду ужину удачи. Армянский славный край Лежит за Араратом, Пожалуй приезжай Ко мне сегодня с братом!

1854

«Исполнен вечным идеалом…»

Исполнен вечным идеалом, Я не служить рожден, а петь! Не дай мне, Феб, быть генералом, Не дай безвинно поглупеть! О Феб всесильный! на параде Услышь мой голос свысока: Не дай постичь мне, бога ради, Святой поэзии носка!

5 октября 1856

Весенние чувства необузданного древнего

Дождусь ли той истории, Когда придет весна И молодой цикории Засветит желтизна! Уже любовной жаждою Вся грудь моя горит, И вспрыгнуть щепка каждая На щепку норовит. Земля цветами новыми Покрылася опять, Пошли быки с коровами В зеленый луг гулять, И, силой обаятельной За стадом их влеком, Готов я бессознательно Сам сделаться быком!

Февраль 1859

[К.К. Павловой] ^*

Прошу простить великодушно, Что я, как старый генерал, В борьбе суровой с жизнью душной, Моим посланьем опоздал! (Сравненье здесь с главою рати, Без предыдущего звена, Хоть Вам покажется некстати, Но рифма мне была нужна.) Итак, без дальних отступлений, Желаю Вам на Новый год Поболе новых вдохновений, Помене тягостных забот. Для Вас дай бог, чтоб в этом годе Взошла счастливая заря!

Р. S.

Со мной о Вашем переводе Из драмы «Фауст» говоря, Упомянули Вы недавно (Серебролукий Вас прости!), Что все бы шло довольно плавно, Но трудно стих перевести, Где Фауст, в яром озлобленье, Кляня все то, что deus vult [2] , Вдруг говорит для заключенья: «Und fluch vor Allem der Geduld!» Вращаясь в Фебовом синклите, Быть может, стал я слишком лих, Но как Вам кажется, скажите, Нельзя ли тот строптивый стих (Храня при том с почтеньем эха Оригинала глубину) Перевести не без успеха: «Терпенье глупое кляну»?

2

Бог хочет (лат.) — Ред.

Начало 1860-х годов (?)

Бунт в Ватикане ^*

Взбунтовалися кастраты, Входят в папины палаты: «Отчего мы не женаты? Чем мы виноваты?» Говорит им папа строго: «Это что за синагога? Не боитеся вы бога? Прочь! Долой с порога!» Те к нему: «Тебе-то ладно, Ты живешь себе прохладно, А вот нам так безотрадно, Очень уж досадно! Ты живешь себе по воле, Чай, натер себе мозоли, А скажи-ка: таково ли В нашей горькой доле?» Говорит им папа: «Дети, Было прежде вам глядети, Потеряв

же вещи эти, Надобно терпети! Жалко вашей мне утраты; Я, пожалуй, в виде платы, Прикажу из лучшей ваты Вставить вам заплаты!» Те к нему: «На что нам вата? Это годно для халата! Не мягка, а жестковата Вещь, что нам нужна-то!» Папа к ним: «В раю дам место, Будет каждому невеста, В месяц по два пуда теста. Посудите: вес-то!» Те к нему: «Да что нам в тесте, Будь его пудов хоть двести, С ним не вылепишь невесте Tо, чем жить с ней вместе!» «Эх, нелегкая пристала! — Молвил папа с пьедестала, — Уж коль с воза что упало, Так пиши: пропало! Эта вещь, — прибавил папа, — Пропади хоть у Приапа, Нет на это эскулапа, Эта вещь — не шляпа! Да и что вы в самом деле? Жили б вы в моей капелле, Под начальством Антонелли, Да кантаты пели!» «Нет, — ответствуют кастраты, — Пий ты этакий девятый, Мы уж стали сиповаты, Поючи кантаты! А не хочешь ли для дива Сам пропеть нам „Casta diva“? Да не грубо, а пискливо, Тонко особливо!» Испугался папа: «Дети, Для чего ж мне тонко пети? Да и как мне разумети Предложенья эти?» Те к нему: «Проста наука, В этом мы тебе порука, Чикнул раз, и вся тут штука — Вот и бритва! Ну-ка!» Папа ж думает: «Оно-де Было б даже не по моде Щеголять мне в среднем роде!» Шлет за Де-Мероде. Де-Мероде ж той порою, С королем готовясь к бою, Занимался под горою Папской пехтурою: Все в подрясниках шелковых, Ранцы их из шкурок новых, Шишек полные еловых, Сам в чулках лиловых. Подбегает Венерати: «Вам, — кричит, — уж не до рати! Там хотят, совсем некстати, Папу холощати!» Искушенный в ратном строе, Де-Мерод согнулся втрое, Видит, дело-то плохое, Молвит: «Что такое?» Повторяет Венерати: «Вам теперь уж не до рати, Там хотят, совсем некстати, Папу холощати!» Вновь услышав эту фразу, Де-Мероде понял сразу, Говорит: «Оно-де с глазу; Слушаться приказу!» Затрубили тотчас трубы, В войске вспыхнул жар сугубый, Так и смотрят все, кому бы Дать прикладом в зубы? Де-Мероде, в треуголке, В рясе только что с иголки, Всех везет их в одноколке К папиной светелке. Лишь вошли в нее солдаты, Испугалися кастраты, Говорят: «Мы виноваты! Будем петь без платы!» Добрый папа на свободе Вновь печется о народе, А кастратам Де-Мероде Молвит в этом роде: «Погодите вы, злодеи! Всех повешу за… я!» Папа ж рек, слегка краснея: «Надо быть умнее!» [3] И конец настал всем спорам; Прежний при дворе декорум, И пищат кастраты хором Вплоть ad finem seculorum!.. [4]

3

Вариант для дам:

. . . . . . . . . . А кастратам Де-Мероде Молвит в этом роде: «Всяк, кто в этот бунт замешан, Заслужил бы быть повешен!» Папа ж рек, совсем утешен: «Я один безгрешен!»

4

До скончания веков (лат.). — Ред.

Февраль-март 1864

[Б.М. Маркевичу] ^*

Ты, что, в красе своей румяной, Предмет восторженной молвы, Всегда изящный, вечно рьяный, Цветешь на берегах Невы, Когда к тебе недавно, сдуру, Я обратил наивный зов Держать из дружбы корректуру Моих неизданных стихов, Едва их удостоив взгляда, Должно быть полусонный, ты С небрежной ленью Алкивьяда Переворачивал листы. Сменив Буткова на Каткова, Отверг ты всякий ложный стыд. Тебе смысл здравый не окова, Тебя нелепость не страшит. И я, тобою искаженный, С изнеможением в кости, Спешу, смиренный и согбенный, Тебе спасибо принести; Для каждого стиха errata [5] С утра до вечера пишу, С супружней кротостью Сократа Твою ксантиппость я сношу. Ругню, вранье, толчки, побои Приняв, безропотно стою, Смиренно под твои помои Склоняю голову мою, И в благодарности не шаток, И твердо веря в связь сердец, Плету тебе из опечаток Неувядаемый венец. Они, роскошные, как злаки, Пестрят читающего путь — Подобно им, отличья знаки Твою да испещряют грудь, И да цветут твои потомки, На удивление стране, Так многочисленны, так громки, Так полновесны, как оне!

5

Опечатки (лат.). — Ред.