Том 1. Здравствуй, путь!

Кожевников Алексей Венедиктович

— Как идет работа? Ты ученик? Как машина? Ой, машина!.. — Айдабул в ужасе закрывал лицо рукавом халата и ласково выталкивал гостя из юрты.

Среди любопытствующих появился Гонибек с домброй. Джаиров сам ввел его в юрту и усадил в круг к столу Гонибек, известный акын, друг Тансыка, уже помощник тепловозного машиниста, был слишком большим человеком, чтобы доверить его Айдабулу, и Джаиров сам подносил ему кумыс, сам выбирал для него лучшие куски баранины. Когда Гонибек угостился, Джаиров попросил его спеть что-нибудь, приятное своему уху, уху гостей и уху хозяина

юрты.

Гонибек оглядел весь круг собравшихся, поласкал домбру, точно хотел задобрить ее, чтобы она не упрямилась, и начал не спеша, распевно сочинять, закрыв глаза:

— Что может быть приятнее встречи старых друзей за сабой крепкого выдержанного кумысу? Если меня пригласит сейчас самая красивая девушка, какую знает степь, я скажу: «Подожди, красавица! Дай мне упиться мудростью мудрых!» Рядом со мной, о правую руку, Джаиров. У него больше сотни верблюдов, а бараны покрывают такую степь, что ее не проскачешь на коне за день. Джаиров тридцать лет был хозяином караванной дороги на Китай. Ни один тюк хлопка и шерсти, прошедший этой дорогой, не миновал спины джаировских верблюдов, каждый дал Джаирову пользу. Теперь мы строим дорогу, шерсть и хлопок скоро поедут в вагонах. Но Джаиров не такой человек, чтобы его учить. Он стал председателем артели, вместо шерсти возит саксаул и от каждого сука получает барыш.

По левую руку от меня Шамазет, хозяин другой караванной дороги. У него тоже много верблюдов и баранов. Он тоже председатель правления, возит муку и овес, получает большие деньги.

Против меня Карим-бай. Он на третьей караванной дороге собрал мудрость и деньги.

— Довольно! — в один голос прервали Гонибека Джаиров и Карим-бай. — Мы знаем это.

Гонибек открыл глаза, поглядел на Джаирова, у того почему-то дрыгала нижняя челюсть и жесткая курчавая борода подплясывала. Поглядел на Карим-бая, который крепкими желтыми зубами скрипуче грыз бараний мосол, и спросил:

— Может, уху хозяина приятно послушать про машины?

— Не надо, Джаиров хочет жить. — Караванщик развалился и сделал вид, что засыпает.

Гонибек вышел к кострам погонщиков.

— Проклятый акын, — вслед ему проворчал Джаиров. — Стукнуть по голове саксаулом, пускай потеряет память.

Всю ночь до самой той поры, когда экскаватор оповестил гудком о начале нового дня, все казахское население городка провело около костров среди погонщиков. Тут ни было ни кумысу, ни крепкого чая, как у Джаирова, и баранины каждому досталось совсем по маленькому кусочку, но зато целую ночь можно было дышать запахом степи, верблюдов, аулов; и всю ночь рассказывались редкие новости, привезенные со всех концов Казахстана.

Новости были так интересны, что Гонибек позабыл ради них и сон и отдых.

— На северном строительстве все казахи ушли с дороги. Русским надоело строить одним, и они тоже уходят. Подул ветер, и от дороги не осталось ничего, ровно ничего, — песок. Ха-ха-ха!

— Ты сам видел это? — спросил Гонибек рассказчика.

— Нет. К Джаирову приезжал друг, он видел.

— На пятом участке машина убила казаха. Тогда казахи разбили все машины и сожгли.

— А

это кто видел?

— Другой гость Джаирова. Женщина, которая уехала на саксаул, отняла у погонщиков всю водку. Это я видел сам. Она поссорилась с мужем и осталась одна. Плохо ей будет. Злой человек вспомнит водку… Ой, плохо будет!

По дороге домой Гонибек встретил Тансыка, отвел в сторону и сказал:

— Шибко интересное дело. На севере все казахи…

— Знаю, слышал, — перебил его Тансык.

— На пятом участке…

Но Тансык снова не дал ему закончить:

— Все знаю. Наши люди только и говорят об этом. Это все ложь. Скажи, какое важное дело у Джаирова?

— Пьет кумыс, ест барашка…

— Надо узнать большое дело.

— Все хозяева караванных дорог — члены правления.

— Вот это — большое дело.

Рано утром два каравана ушли: остался один джаировский. У караванщика еще не закончились важные дела, он уехал в ближайший аул.

Освобожденный от обязанности прислуживать хозяину, Айдабул разгуливал по городку. Он зашел к землекопам, поинтересовался, как идут дела, и сказал, что их обижают мануфактурой и чаем.

— Видели, сколько получил я?

Зашел к ученикам, выслушал их страхи перед машинами и посоветовал сделать, как на пятом участке, — разбить машины.

— Русские хитрые. Ставят казахов к машинам, сами не хотят умирать.

Встретил Урбана и обозвал его дураком.

— Машина убила одного, убьет и тебя.

Урбан задумался над словами такого большого человека, как член правления.

— А как же Тансык? — спросил он.

— Тансык тоже дурак. Я пойду и скажу ему: «Брось машину!»

Тансык, один из всех казахов, дежурил у работающего компрессора и пытался разгадать: «Какое важное дело у Джаирова? Где ложь и где правда? Правда и ложь живут рядом, как человек и его тень. Джаиров уехал в гости — это ложь. На севере песок засыпал дорогу — тоже ложь. Все бывшие хозяева караванных дорог — теперь члены правления, это правда».

Подошел Айдабул, сделал низкий поклон и сказал:

— Тансык, брось машину! Ты — хороший человек, и мне жалко тебя. Иди к нам, и будешь член правления.

Тансык набил трубку, остановил машину и кивнул Айдабулу:

— Пошли! Спасибо тебе, ты сохранил мою голову.

Весь километровый путь от Огуз Окюрген до городка они ругали русских, проклинали машины и мечтали о том, как будут возить саксаул и получать мануфактуру кусками. Захватили с собой Урбана, Гонибека и явились в рабочком.

— Тьфу!.. — Козинов нехорошо выругался. — Час от часу не легче. Ну, что опять случилось?

— Вот он. — Тансык вытолкнул Айдабула вперед. — Он говорит: «Брось, сожги машины». Он — скверный человек.

— Так, ладно. Пошли в контору!

Айдабул, оказавшись перед Широземовым и сообразив, что начинаются неприятности, начал слезно оправдываться:

— Джаиров велел. Джаиров дал мне халат и сказал: «Будешь ты член правления…» Я — бедный дурак…

Пригласили Джаирова. Караванщик, выслушав обвинение, с укором покачал головой.