Том 11. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1894-1909
Шрифт:
Председатель выудил еще одну записку, и уста его снова произнесли знакомые слова:
— «Вы не такой плохой человек…»
— Фамилию! Фамилию! Как фамилия?
— Л. Инголдсби Сарджент.
— Пятеро избранных! Символ на Символе! Дальше, дальше!
— «Вы не такой плохой…»
— Фамилию! Фамилию!
— Николас Уитворт.
— Дальше! Нам слушать не лень! Вот так Символический день!
Кто-то подхватил две последние фразы (выпустив слова «вот так») и затянул их на мотив прелестной арии из оперетты
Собрание стало с восторгом вторить солисту, и как раз вовремя Кто-то сочинил вторую строку:
Но вот что запомнить изволь-ка…Все проревели ее зычными голосами. Тут же подоспела третья:
Наш Гедлиберг свят с макушки до пят…Проревели и эту. И не успела замереть последняя йота, как Джек Хэлидей звучным, отчетливым голосом подсказал собранию заключительное:
А грех в нем — лишь символ, и только!Эти слова пропели с особенным воодушевлением. Потом ликующее собрание с огромным подъемом исполнило все четверостишие два раза подряд и в заключение трижды три раза прокричало «гип-гип ура» в честь «Неподкупного Гедлиберга» и всех тех, кто удостоился получить высокое звание «Символа его неподкупности». Потом граждане снова стали взывать к председателю:
— Дальше! Дальше! Читайте дальше! Все прочтите, все, что у вас есть.
— Правильно! Читайте! Мы стяжаем себе неувядаемую славу!
Человек десять поднялись и заявили протест. Они говорили, что эта комедия — дело рук какого — то беспутного шутника, что это оскорбляет всю общину. Подписи, несомненно, подделаны…
— Сядьте! Сядьте! Хватит! Сами себя выдали! Ваши фамилии тоже там окажутся!
— Господин председатель, сколько у вас таких конвертов? Председатель занялся подсчетом.
— Вместе с распечатанными — девятнадцать. Гром насмешливых рукоплесканий.
— Может быть, в них во всех поведана одна и та же тайна? Предлагаю огласить каждую подпись и, кроме того, зачитать первые пять слов.
— Поддерживаю предложение.
Предложение проголосовали и приняли единогласно. И тогда бедняга Ричардс поднялся с места, а вместе с ним поднялась и его старушка жена. Она стояла опустив голову, чтобы никто не видел ее слез. Ричардс взял жену под руку и заговорил срывающимся голосом:
— Друзья мои, вы знаете нас обоих — и Мэри и меня… вся наша жизнь прошла у вас на глазах. И мне кажется, что мы пользовались вашей симпатией и уважением…
Мистер Берджес прервал его:
— Позвольте, мистер Ричардс. Это
Раздался голос Хэлидея:
— Вот еще одна первосортная истина! Если собрание согласно с председателем, пусть оно подтвердит его слова. Встать! Теперь «гип-гип ура» хором!
Все дружно встали и повернулись лицом к престарелой чете. В воздухе, словно снежные хлопья, замелькали носовые платки, грянули сердечные приветственные крики.
— Я хотел сказать следующее: все мы знаем ваше доброе сердце, мистер Ричардс, но сейчас не время проявлять милосердие к провинившимся. (Крики: «Правильно! Правильно!») По вашему лицу видно, о чем вы собираетесь просить со свойственным вам великодушием, но я никому не позволю заступаться за этих людей…
— Но я хотел…
— Мистер Ричардс, сядьте, прошу вас. Нам еще предстоит просмотреть остальные записки — хотя бы из простого чувства справедливости по отношению к уже изобличенным людям. Как только с этим будет покончено, мы вас выслушаем — положитесь на мое слово.
Голоса. Правильно! Председатель говорит дело. Сейчас нельзя прерывать! Дальше! Фамилии! Фамилии! Собрание так постановило!
Старички нехотя опустились на свои места, и Ричардс прошептал жене:
— Теперь начнется мучительное ожидание. Когда все узнают, что мы хотели просить только за самих себя, это будет еще позорнее.
Председатель начал оглашать следующие фамилии, и веселье в зале вспыхнуло с новой силой.
— «Вы не такой плохой человек…» Подпись: «Роберт Дж. Титмарш».
— «Вы не такой плохой человек…» Подпись: «Элифалет Уикс».
— «Вы не такой плохой человек…» Подпись: «Оскар Б. Уайлдер».
И вдруг собрание осенила блестящая идея: освободить председателя от необходимости читать первые пять слов. Председатель покорился — и нельзя сказать, чтобы неохотно. В дальнейшем он вынимал очередную записку из конверта и показывал ее собранию. И все дружным хором тянули нараспев первые пять слов (не смущаясь тем, что этот речитатив смахивал на один весьма известный церковный гимн): «Вы не та-ко-ой пло-хо-о-ой че-ло-ве-ек…» Потом председатель говорил: «Арчибальд Уилкокс». И так далее и так далее — одну фамилию за другой.
Ликование публики возрастало с минуты на минуту. Все получали огромное удовольствие от этой процедуры, за исключением несчастных девятнадцати. Время от времени, когда оглашалось какое-нибудь особенно блистательное имя, собрание заставляло председателя выждать, пока оно не пропоет всю сакраментальную фразу от начала до конца, включая слова: «…и вы попадете в ад или в Гедлиберг. Первое предпочти-тель-не-е». В таких экстренных случаях пение заключалось громогласным, величавым и мучительно протяжным «ами-инь!».