Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Васса. А ты не сердись, не обижайся, ты — понимай. Вот я тебе расскажу: когда у нас в затоне забастовка была и пришли солдаты, так слесарь Везломцев и сказал подпоручику: «Вы, говорит, ваше благородие, сорок целковых получаете, а я зарабатываю семьдесят пять, могу догнать и до ста. Так как вы, говорит, служите богатым, а я богаче вас, так кричать на меня, богатого, вам будто не следует».
Евгений. Не вижу в этом ничего… интересного.
Наталья. Мать любит дразнить
Васса. В этом грешна. Я людям — недруг.
Людмила. Неверно это, Вася!
Васса. Нет, верно. Недруг. Ну, ладно! Поговорили, побаяли — идите-ка, девушки, к себе, а я поработаю… по хозяйству. Ты, Анна, останься. Ну, пошли, пошли! За ужином увидимся. (Анне.)Ну что, верно — вписался отец Евгения в «Союз русского народа»?
Анна. Верно.
Васса. Это он, дурак, из-за сына. Женьку-то хотят выгнать из кадетского корпуса. Боюсь, испортит мне девку хлыщ этот.
Анна. По-моему, Наташа от скуки занимается им.
Васса. Злым — скука не знакома.
Анна. После смерти Сергея Петровича она очень мрачная стала. И, конечно, слухи эти…
Васса. А слухи живут?
Анна. Да.
Васса. А ты слухам — веришь?
Анна. Нет. Меня только самоубийство Лизы смутило. Не могу понять — почему? Такая славная. Жила у вас с детства, все любили её.
Васса. Это Прохорово дело. Он её чем-то запугал.
Анна. Она жила с ним?..
Васса. Заставил. А разве не верят, что Лизавета в бане угорела?
Анна. Не многие верят.
(Поля входит.)
Васса. Чего тебе надо? Ну, чего мнёшься? Говори.
Поля (негромко). Там женщина.
Васса. Какая? В эту пору?
Поля. Трудное имя… Моисеевна.
Васса. Кто-о? (Быстро идёт, остановилась. Анне.)Не говори ничего девицам, я им сюрприз сделаю. Не пускай ко мне никого. (Поле.)Убери самовар, вскипяти маленький. (Ушла.)
Анна. Ну как — привыкаешь?
Поля. Трудно. Я думала, что мне только девицам служить, а у хозяйки своя будет горничная. Прохору Борисовичу — лакея надо, я за ним ухаживать не могу.
Анна. Пристаёт?
Поля. Такой бесстыдник — невозможный! Вот сейчас гуляет в одной нижней рубахе и поёт, поёт всё одно какое-то. Вчера все уже легли спать, а он гремит железом и поёт. Такая тоска
Анна. Ненормальный. Алкоголик, то есть пьяница.
Поля. Я очень благодарная вам, дом хороший.
Анна. А люди — плохие, хочешь сказать?
Поля. Я людям не судья, сама — судимая, хошь и оправдали, а всё-таки в тюрьме сидела. К тому же рассказывают, что до меня горничная повесилась в бане.
Анна. Это — ложь. Она угорела в бане. Готовила баню и угорела. Была она беременная.
Поля. Вот видите, и — беременная!
Людмила (в руках круглая скамейка, за нею Пятёркин несёт кадку с каким-то растением). Вот сюда, ему нужно много солнца. Неправильно поставил, передвинь на середину.
Пятёркин. Слушаю. Так? (Он спрашивает, стоя на одном колене.)
Людмила. Хорошо. Какие у тебя волосы ужасные. Жёсткие, должно быть?
Пятёркин. Даже нисколько, пощупайте.
Людмила (проводя рукой по его гриве). Точно у льва.
Пятёркин. Вот это верно. Это все говорят.
Людмила. Кто — все?
Пятёркин. Знакомые. И — вообще — люди.
Людмила. Что же ты на коленях стоишь?
Пятёркин. Приятно мне на коленях перед вами.
Людмила. Ну уж… сочиняешь! Я бы никогда на колени перед мужчиной не встала.
Пятёркин. Вам это не требуется, он сам пред вами встанет… Вы с мужчиной можете делать что угодно вашему любопытству.
Людмила. А я ничего не хочу. И не буду.
Пятёркин. В этом ваша воля.
Людмила. Подождите, я спрошу садовника, что взять отсюда… (Ушла.)
Анна (из своей комнаты). Не по своей силе, Пятёркин, дерево ломишь.
Пятёркин. А ты не ревнуй. Как знать? Всё может быть, всё надо пробовать.
Анна. Если Васса узнает о твоих разговорчиках…
Пятёркин. От кого узнает?
Анна. Вылетишь из дома в минуту.
Пятёркин. Ты — не скажешь, а Людмилка тогда поймёт обстоятельство игры, когда уже поздно будет. Ты только не мешай. Мешать мне — у тебя расчёта нет. Ты свой барыш аккуратно получаешь, а меня, может, завтра выгонят. Ну, тогда и твои дела пошатнутся…
Анна. Мне — что? Однако видеть тебя в числе хозяев — как будто и обидно…