Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Горький Максим

Рашель. Оказывается, вы и не знаете — где он?

Васса. Идите к столу-то.

Рашель. Расскажи, как ты живёшь?

Людмила. Я — удивительно хорошо. Вот видишь — весна, мы с Васей начали работать в саду. Рано утром она приходит: «Вставай!» Выпьем чаю и — в сад. Ах, Раша, какой он стал, сад!

(Анна вошла, молча здоровается с Рашелью, говорит что-то Вассе. Обе вышли.)

Людмила. Войдёшь в него, когда он росой окроплён и весь горит на солнце… как риза, как парчовый, — даже сердце замирает,

до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, — ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я — пою что-нибудь. Перестану, Вася кричит: «Пой!» И вижу где-нибудь далеко — лицо её доброе, ласковое…

Рашель. Значит, счастливо живёшь, да?

Людмила. Да! Мне даже стыдно. Удивительно хорошо!

Рашель. А ты, Ната?

Наталья. Я! Я тоже удивляюсь.

Прохор (выпивши, с гитарой). Б-ба! Р-рахиль!.. (Поёт.)«Откуда ты, прелестное дитя?» Ой, как похорошела!

Рашель. А вы — всё такой же…

Прохор. Ни лучше, ни хуже. Остаюсь при своих козырях.

Рашель. Веселитесь?

Прохор. Именно. Ремесло моё. Главное качество — простодушная весёлость. Это у меня от природы естества моего. Капитан Железнов — помер, так я для славы семейства и хозяйства — за двоих теперь гуляю.

Рашель. Он — давно хворал?

Прохор. Это — верно, давно пора.

(Людмила смеётся.)

Рашель. Я неправильно спросила — долго хворал?

Прохор. Капитан? Он — не хворал. Он — в одночасье — пафф! И — «со святыми упоко-о-ой».

Наталья. Дядя, перестаньте! Это — безобразие!

Прохор. Со святыми — безобразие? Ты, девка, не учи меня, молода учить! Откуда же ты явилась, разрушительница жизни? Из Швейцарии? Фёдор-то жив?

Рашель. Жив.

Прохор. Плох?

Рашель. Да, плох.

Прохор. Нестойко потомство Железнова, мы, Храповы, покрепче будем! Впрочем, сын твой, Колька, хорош, разбойник! Приметливый. Как-то мы с Железновым поругались за обедом. На другой день я здороваюсь: «Здравствуй, Коля!» А он: «Пошёл прочь, пьяная рожа!» Убил, А утро было, и я ещё трезвый… Что же вы тут делаете? Чай пьёте? Чай только извозчики пьют, серьёзные люди утоляют жажду вином… Сейчас оно явится. Портвейн, такой портвейн, что испанцы его не нюхали. Вот Наталья знает… (Идёт. Васса навстречу.)

Васса. Что там в клубе случилось?

Прохор. В клубе? А ты откуда знаешь?

Васса. По телефону.

Прохор. В клубе — драка на политической почве. Очень просто.

Васса. Снова о тебе в газете напишут?

Прохор. Почему — обо мне? Я один раз ударил. Он — на Думу лаял, ну, а я его — по морде.

Васса. Послушай, Прохор…

Прохор.

Сейчас приду. И буду слушать, как (поёт): «Не искушай-ай меня без нужды-ы…»

Людмила. Какой смешной, правда? Он всё больше пить стал. И Наташу учит…

Наталья. Уже научил.

Рашель. Это — серьёзно, Ната?

Наталья. Да. Мне очень нравится вино. И опьянение нравится.

Васса. Ты прибавь: а бить меня — некому!

Наталья. А бить меня — некому.

Васса. Наталья! Не балуй.

Наталья. Вы велели прибавить, я прибавила.

Васса. Счастье твоё, что у меня времени не хватает чёрта выгнать из тебя!

Людмила. Ната — очень дерзкая с мамой, видишь, Раша. По-моему, это плохо.

Васса. Замахиваешься по-благородному жить… Интеллигентно. А сама — свинья!

Наталья. Свиньи хороших пород очень ценятся.

Васса (гневно). Вот так и живём, Рашель.

Рашель. Плохо живёте, но лучшего и не достойны. Эта обессмысленная жизнь вполне заслужена вами.

Васса. Мной? Врёшь!

Рашель. Не только вами лично, сословием вашим, классом.

Васса. Ну вот, поехала!

Рашель. Там, за границей, также скверно живут. Может быть, даже и сквернее, потому что спокойнее и меньше мучают друг друга, чем вы.

Наталья. Это верно? Или — для утешенья?

Рашель. Верно, Наташа. Я не из тех, которые утешают. Мир богатых людей разваливается, хотя там они — крепче организованы, чем у нас. Разваливается всё, начиная с семьи, а семья там была железной клеткой. У нас — деревянная.

Васса. Рашель!

Рашель. Да?

Васса. Живи с нами. Фёдор умрёт, сама говоришь. Довольно тебе болтаться… странничать, прятаться! Живи с нами. Сына будешь воспитывать. Вот — девочки мои. Они тебя любят. Ты — сына любишь.

Рашель. Есть нечто неизмеримо более высокое, чем наши личные связи и привязанности.

Васса. Знаю. Дело есть, хозяйство. Но… вот что выходит: и взять можно, и положить есть куда, а — иной раз — не хочется брать.

Рашель. Это вы… не от себя говорите.

Васса. Как это — не от себя?

Рашель. Может быть, иногда, вы чувствуете усталость от хозяйства, но чувствовать бессмысленность, жестокость его вы — не можете, нет. Я вас знаю. Вы всё-таки рабыня. Умная, сильная — а рабыня. Червь, плесень, ржавчина портят вещи, вещи — портят вас.

Васса. Премудро. Но едва ли верно! Я тебе скажу, чего я хотела, вот при дочерях скажу. Хотела, чтоб губернатор за мной урыльники [10] выносил, чтобы поп служил молебны не угодникам святым, а вот мне, чёрной грешнице, злой моей душе.

10

сосуд для мочи, ночной горшок — Ред.