Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
Он обернулся. Позади стояла Джин Эббот.
Если вы снимете с полки «Воспоминания охотника» и откроете их на странице 51, то найдете абзац, подробно описывающий реакцию автора, когда, новичком на Темном Континенте, он нырнул поплавать в реку Лимпопо и обнаружил, что здесь в моде совместные купания — удовольствие разделяли с ним два юных крокодильчика. Абзац мощный, захватывающий, не оставляющий сомнений, что рассказчик пережил настоящую встряску. Особое впечатление произвел на сэра Бакстона крокодил слева; его взгляд он описывает
Сходные определения применимы и ко взгляду, который устремила Джин на рисующего Джо.
Подобно сэру Бакстону в реке Лимпопо, Джо на минутку растерялся. Он, конечно, предвидел, что, получив доступ в Уолсингфорд Холл, встретит там Джин, да, собственно, этого и хотел, но внезапность ее появления застигла его врасплох. Когда он встретил взгляд ее глаз, похожих на синие льдинки, он испытал встряску, сходную по остроте с той, что испытал его хозяин на реке Лимпопо. Сэр Бакстон отметил, что перед ним поплыли не только крокодилы, но и весь близлежащий уголок Африки. Случилось это и с Джо. Кроме того, ему показалось, что нечто острое и холодное пробило его насквозь.
Но очень скоро он опомнился. После встречи с мисс Виттекер он испытывал то ощущение, которое испытывает боксер, если ему дали под дых, или чудом выживший солдат из Летучей бригады. Человека, недавно покинувшего такое общество, нелегко заморозить. Да, глаза Джин напоминали льдинки, но со взором мисс Виттекер им было не сравниться.
— А-а, вот и вы! — дружелюбно приветствовал ее Джо.
— Что вы тут делаете?
— Живу.
— Что?!
— Ваш очаровательный дом стал теперь и моим. Я — гость вашего отца. Если Уолсингфорд Холл, как многие английские поместья, открыт для широкой публики по четвергам, отныне дворецкий, водя посетителей по дому, сможет включить в свою речь фразы: «А сейчас мы приближаемся к банкетному залу. За столом тут обедает, словно простой смертный, великий драматург Джозеф Ванрингэм». Как только новость разнесется, народ валом повалит, и в копилку у ворот потекут дополнительные шиллинги.
Он умолк и пристально вгляделся в Джин.
— Поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, вы не совсем довольны нашей встречей.
— Терпеть не могу, когда меня преследуют!
— Что?! — Джо изумился до глубины души. — Вы, что же, решили, что вас преследуют? Конечно, я рад вас встретить… но откуда же мне было знать, что вы тут живете?
— Могли зародиться подозрения, когда я сама сказала.
— А вы сказали? Поразительно! Когда же?
— Вчера, в кафе.
— Не может быть!.. Хотя… минуточку… Погодите… О, Боже! И правда!
— Да уж, правда.
— Так, так, так, теперь и я припоминаю. Разом нахлынуло. Я еще сидел напротив" вас и спросил: «Вы живете в Лондоне?»
— Правильно.
— А вы ответили — вы сидели вон та-ам: «Ах нет, в Уолсингфорд Холле!» Верно, верно! Вы абсолютно правы! Ну и ну! Удивительно, как вылетает из памяти…
— Да-а…
— Теперь понятно, что у вас зародилось заблуждение, будто я вас преследую. Но нет, я здесь по другой, очень простой причине.
— Вот как? С радостью
— Я приехал, потому что у вас гостит мой брат Табби.
— Да?
— Да. Наскочил на него случайно, а он так расхваливал местечко, еду здешнюю, общество. Убеждал не упускать случая, я и загорелся. Почувствовал, что мне непременно надо тут пожить. Ешь — не хочу, уговаривал Табби, беседы сверкают остроумием, дивные пейзажи, чудесный воздух, горячая и холодная вода. В общем, соблазнил.
— Странно. А в кафе вы и не обмолвились, что встретили его.
— Надо бы, конечно. Но не забывайте, в голове у меня царил сумбур после бурной ночи. Кутил с актерами! Я ведь как будто уже говорил, что накануне состоялась премьера? Успех — оглушительный!
— Говорили, говорили.
— А рецензии читал?
— Нет.
— Хотите послушать?
— Лучше не надо.
— Ну, вам виднее. Как появится настроение, только намекните. Так вот, Табби меня завел, я упаковался и прикатил. Надеюсь, вы принимаете такое простое, достойное объяснение? Верите, что у меня и в мыслях не было прикатывать сюда ради вас?
— Нет, не верю.
— Так я и знал! А вроде бы мотив безупречен. Да, женскую интуицию не обманешь. Ладно, выложу начистоту. Я действительно последовал за вами. Неужели вас это удивляет?
— Куда там! Ваши поступки удивить меня уже не могут.
— Нет, не надо так говорить! Вы еще не видели меня в ударе. Но возвращаюсь к теме. Почему бы тонкому человеку не воспользоваться первой же возможностью, чтобы извиниться за свою неотесанность? Я предложил вам с ходу выйти за меня замуж. Как вспомню, так краснею. Знал вас каких-то двадцать минут! Нет чтоб часок повременить… Вы простите меня когда-нибудь?
— Какое мне дело…
— Ну вот! Опять эта надменность! Избавляйтесь от нее, это ваш единственный недостаток.
— Пожалуйста, не разговаривайте со мной как гувернантка.
— Pardon.
— Не за что. Я так, к слову. До свидания.
— Как? Уже уходите?
— Да.
— Странно! Всякий раз, как мы встречаемся, вы внезапно убегаете.
— Ничего странного.
— Вы правда бросаете меня, Джинджер?
— Не Называйте Меня Джинджер!
— Ах! Все прекрасное уплывает, как вода. Но со мной остается мое искусство!
И Джо повернулся к Катону. Усы выходили недурственные, тонкие, изящные, с острыми кончиками, не какое-то там размазанное пятно. Катон стал похож на картежника с Миссисипи, и Джин не устояла. Ее чопорность, всегда легко дающая трещину, раскололась вдребезги.
— Ой, какой вы идиот!
— Вот это тон. Это я понимаю.
— На вас нельзя злиться!
— Я бы и начинать не стал! Ну, как?
— Слева надо бы погуще, — подсказала Джин, критически обозревая Катона.
— Так?
— Ага, получше. А может, ему бакенбарды пририсовать?
— Как вы правы! У вас врожденный дар художника. Минутку, минутку…
— Приятно думать, — задумчиво сказала Джин, — какую взбучку закатит вам отец. На кусочки растерзает!
— Ну, что вы! Бак угорит со смеху. Человек он со вкусом, оценит усовершенствование.