Том 2. Марш тридцатого года
Шрифт:
Воргунов. Да? Это было бы хорошо… Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания.
Торская. Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали.
Воргунов. Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите:
Торская. Я постараюсь, Петр Петрович…
Входит Одарюк.
Одарюк. Уже музыку слышно.
Торская. Да ну? (Подходит к двери и слушает.)
Воргунов. Вот еще: эта музыка…
Одарюк. Вы инженер?
Воргунов. Инженер.
Одарюк. Вы будете управлять заводом?
Воргунов. Почти.
Одарюк. А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват?
Воргунов. Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. (Вышел.)
Одарюк. Что он, чудак?
Торская. Это Воргунов. Он интересный человек.
Одарюк. Он наш?
Торская. Он должен быть нашим.
Одарюк. Придется в работу брать?
Торская. Ох, трудно его брать в работу!
Вбегает Воробьев.
Воробьев. Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, брат, во! В белых костюмах, черт, красота…
Одарюк. Возле парка?
Воробьев. Да уже к лесу подходят, совсем близко.
Одарюк выбежал.
Торская. И Захаров с ними?
Воробьев. А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная.
Торская. А Наташа?
Воробьев. Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так — повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал.
Торская. Все-таки, что вы будете делать с Наташей?
Воробьев. Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.
Торская. Отчего?
Воробьев. Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит,
Торская. Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.
Воробьев. Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.
Торская. Побоится Наташа.
Воробьев. Вот в том-то и дело.
Торская. Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.
Воробьев. Да вот же…
Близко взорвался марш оркестра.
Торская. Идут…
Воробьев. Это, значит, из лесу вышли.
Выходят. Сверх спускается Блюм с уборщицами. Услышал музыку и остановился.
Блюм. Ну, доигрались… Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом!
1-я уборщица. Так что?
Блюм. А я знаю что? Лечить надо… Ах, ты господи! Подите скорее, уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить.
Ушли наверх. Звонок телефона. Со двора входит Одарюк и берет трубку.
Одарюк. Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю… Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю… Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары… (Повесил трубку.)
Сверху спускаются Воргунов, Блюм, Троян.
Воргунов. Десять тысяч лет будем жить, а от глупостей не избавимся. Для чего это встречать, парады разные. Приехали — ну и приехали.
Блюм. Нельзя же, Петр Петрович, они же два месяца не были дома. Мы должны же их встретить, посмотреть…
Воргунов. Все равно: если они мне станки поломают, головы пооткручиваю.
Троян. Какая у них музыка… Никогда не работал с молодежью. Интересно.
Блюм. Так интересно, Николай Павлович, знаете, как будто в книжке.
Троян. Жизнь должна быть лучше книжки, Соломон Маркович.
Троян. Я же и говорю: куда там книжки годятся.
Одарюк. Звонили сейчас: два грузовика со станками отправлены.
Воргунов. А не говорили, грузчики поехали?
Одарюк. Грузчиков при станках нет. Спрашивали, кто разгрузит?
Воргунов. Кто же разгрузит?
Одарюк. Я сказал, коммунары подходят.
Воргунов. Коммунары разгрузят? Это «вандереры». Каждый ящик сорок пудов.
Одарюк. Ну, так что ж такое?