Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
— Ты хорошо присматривал за детьми, друг, и мы тебе за это благодарны. Смотри же, хозяйство держи в порядке, и мы постараемся тебя вознаградить. Ну, пошел!
Бричка тронулась, проехала мимо Зайца, согнувшегося в поклоне чуть не пополам.
— Вот это паны! — пробормотал он. Никогда еще он не получал такой щедрой подачки.
Увидев издали коляску и лошадей, Юзек забыл о рыбе и, бросив сито, побежал на хутор. Он был уверен, что это приехали отец с матерью, а главное — ему хотелось поскорее рассмотреть экипаж.
Он влетел
— Куда, малый! — прикрикнул на него кучер.
— Я хочу покататься, — объяснил Юзек, хватаясь за вожжи.
Лошади тронулись. Кучер едва успел сдержать их и рассердился.
— Хочу кататься! Хочу кататься! — твердил Юзек.
На этот шум из дома вышла приезжая пани, — она уже справлялась у хозяйки, где мальчик, — и Юзек бросился к ней, крича:
— Отчего он не едет, когда я ему приказываю?
Вдруг он остановился в смущении, увидев перед собой незнакомую женщину. А ей понравился этот смелый мальчуган, который, несмотря на бедность и заброшенность, не понимал, как может кучер не выполнить его приказа.
«Вылитый отец!» — подумала она и, подойдя, нежно поцеловала Юзека.
— А где мама? — спросил оробевший мальчик.
— Мамы нет.
— И папы тоже нет?
— Нет. Но ты скоро его увидишь.
— А… а вы кто?
— Я? — переспросила дама с улыбкой, скрывая замешательство. — Я ваша… родственница. — И опять поцеловала его.
Юзеку понравился экипаж, кучер в ливрее и элегантный туалет дамы. Он поздоровался с ней уже как со старой знакомой, проявив необычный для него восторг.
— Вы наша родственница? — сказал он. — Вот хорошо! Тетя, наверное? У нас тут уже была одна тетя, но ту привез мужик в телеге… Я ее не хочу… А вы тоже тетя, а?
— Можешь называть меня мамой… мамой-крестной, — сказала дама, с трудом скрывая волнение.
— Мамой? Хорошо. Значит, вы будете моя вторая мама. А покататься можно?
— Петр! — крикнула дама кучеру. — Покатай панича.
Юзек мигом забрался на козлы рядом с кучером. Держась руками за вожжи, пока они объезжали кругом двор, он воображал, что сам правит, и был этим очень доволен.
Дама смотрела на него с гордостью и восхищением. Ее радовала мысль, что в ее гнезде поселится этот львенок.
Холодные компрессы настолько помогли Анельке, что уже можно было сказать ей о предстоящем отъезде. Весть эту она выслушала равнодушно и дала себя одеть.
Дама с жалостью и чем-то вроде стыда рассматривала ее гардероб, состоявший из плохо выстиранного белья и отрепьев, бывших некогда платьями.
Наконец дети были готовы к отъезду — так как Юзека одевать не нужно было, — и пани объявила Ягне, что ей придется ехать с ними.
— Одевайся же скорее, голубушка, если есть во что, нам времени терять нельзя, — добавила пани.
Ошеломленная Ягна побежала искать мужа. Он стоял перед домом и все еще созерцал коляску.
— Слушай-ка,
— Куда?
— А я знаю? С детьми — и все. Ой, горе мое!
Пани, услышав ее причитания, вышла из сеней, чтобы успокоить бедную женщину. Заяц поклонился ей в ноги и стал умолять:
— Смилуйтесь, пани, оставьте мне мою бабу. Я без нее тут и дня не высижу, а вы ей приказываете ехать в такую даль…
Пани удивилась:
— Какая даль, что это ты выдумал? Я живу за милю отсюда, в Вульке… Как только паненка поправится, я отошлю тебе жену, а пока нужно, чтобы за больной ходил человек, к которому она привыкла.
— В Вульке? Это в усадьбе, что ли? — спросил Заяц.
— Да, в усадьбе.
— Ну, а как же я тут один останусь? Смилуйтесь, пани…
Дама вынула кошелек.
— На вот тебе пять рублей. А жене дам двадцать… и даже больше, если будет хорошо ухаживать за больной. Ребенку на новом месте было бы тоскливо среди незнакомых… А когда пан приедет, он велит вам тут выстроить дом получше и жалованья прибавит, будете обеспечены до конца жизни.
Заяц слушал и поглядывал то на пятирублевку, то на пани. Потом сказал жене:
— Ну, собирайся, Ягна! Не слышишь, что пани говорит?
Жене Зайца усадьба в Вульке и обещания пани тоже показались такими заманчивыми, что она тотчас побежала в дом, перерыла весь сундук и через несколько минут вышла разодетая как на храмовой праздник, не забыла даже бусы надеть. Башмаки она несла в руках.
— Почему не обулась? — спросила пани.
— И правда! — шепотом ответила баба и напялила громадные башмаки на свои красные босые ноги.
Коляска подъехала к дому. Ягна взяла Анельку на руки, как малого ребенка, и уложила на сиденье в углу коляски, сама же заняла место впереди. Рядом с Анелькой села пани, а Юзек был уже на козлах.
Экипаж двинулся шагом.
— Ну, будь здоров! — сказала пани Зайцу, который стоял как приговоренный к смерти.
А жена даже не простилась с ним. Он и сам был так озабочен и растерян, что забыл об этой формальности, а Ягна была всецело поглощена тем, что едет в карете, запряженной четверкой лошадей. Она так осмелела, что, прикажи ей сейчас муж остаться дома, она не послушалась бы его, хотя бы ей по возвращении грозила за это взбучка.
Однако мужу и в голову не пришло противиться приказу вельможной пани, как ни тяжело было у него на душе. Шагал бедняга позади, шагах в двадцати за экипажем, смотрел издали на жену, как на икону, и знаками показывал ей, как сильно он огорчен: то разводил руками, то ломал их, сжимал кулаки и, наконец, начал рвать на себе волосы.
— Ой, да отстань ты! — крикнула жена, рассердившись.
— Что такое? — спросила пани, удивленная этим неожиданным выкриком.
— Да вот бежит за каретой, как теленок за коровой, и волосы на себе рвет… Спятил, что ли?