Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
За садом послышался мерный стук брички на шоссе и тяжелый конский топот.
— Едет кто-то!
Ягна оживилась — наконец-то она в этой смущавшей ее нарядной темнице услышала отголоски, напоминавшие, что за ее пределами есть знакомый мир и в нем — хутор, по которому она так соскучилась.
Грохот утих.
«К нам кто-то приехал», — подумала Ягна, недоумевая, кто бы это мог быть.
В это время пани Вихшицкая, возвращаясь из флигеля, увидала за воротами большую бричку и раскормленных
Это была тетя Андзя. Увидев Вихшицкую, в которой она тотчас признала особу своего круга, она обратилась к ней.
— Я — Анна Стоковская, — сказала она торопливо. — Я узнала, что здесь дети пана Яна, Анелька и Юзек. Они мне племянники!
— А! — Пани Вихшицкая присела, склонив голову набок.
— Я как раз ехала на хутор, чтобы перевезти детей к себе, но по дороге встретила хуторского приказчика, и он мне сказал, что дети здесь, у вас. Можете себе представить, пани, — этот мужик едет сюда со всем хуторским хозяйством!
— Знаю, знаю… его жена ходит за больной Анельцей, — прервала ее Вихшицкая. — Простая баба… и если бы не упорство баронессы…
«Баронессы?» — удивилась про себя тетушка Андзя, а вслух сказала:
— Я хотела бы поговорить с баронессой. Поблагодарю ее за заботу о детях и увезу их к себе.
Пани Вихшицкая ничего не ответила, только головой покачала. Она повела приезжую в комнаты, затем пошла доложить о ней баронессе.
Тетушка Андзя села на плюшевый диван и, чтобы убить время, стала рассматривать безделушки на столиках и картины, среди которых был портрет мужчины в интендантском мундире.
«Богачка, сразу видно, — размышляла тетушка. — Значит, он был барон? Но чего ей надо от детей? Кто ей про них дал знать? Должно быть, она добрая женщина…»
Тихо открылась дверь, и в гостиную вошла хозяйка, дама лет сорока, рослая, смуглая, с живыми черными глазами. Черты ее грубоватого и чувственного лица хранили еще следы красоты.
«Еврейка?» — мелькнуло в голове у тетушки Андзи. Но она торопливо встала и низко поклонилась.
Баронесса сердечно пожала ей руку.
— Вы — тетя Анельци и Юзека?
— Да.
— Садитесь, пожалуйста. Вы, кажется, близкая родственница их бедной матери?
Лицо тетушки Андзи затуманилось.
— Я слышала, что последние часы она провела в вашем доме, — продолжала баронесса. — И там она… Бедные дети!
— Я как раз хотела поблагодарить вас, пани, за ваши заботы…
— О, это мой долг, — быстро перебила баронесса.
— И приехала я еще для того, чтобы взять детей. Потому что я недавно поступила на службу к одному почтенному канонику, — продолжала тетушка с некоторым замешательством.
Баронесса
— Он человек очень хороший и с достатком, так что согласен, чтобы дети жили со мной. И дал мне даже жалованье вперед за три месяца, чтобы я могла купить для них все необходимое.
— А мне думается, что для детей пана Яна это неподходящее место даже временно, — возразила баронесса.
— Я слово дала Меце, что не оставлю их, бедняжек, и сдержу его, — с живостью сказала пани Анна. — Состояния у меня давно уже нет, но я прокормлю их и на свой заработок, а почтенный каноник…
— Вы, пани, видно, не знаете, что я взяла детей к себе по просьбе пана Яна. Я вам покажу его письмо. Впрочем, он и сам сюда приедет через два-три дня. И если бы даже пан Ян не дал мне такого права, я все равно не могла бы сейчас отпустить с вами детей, потому что Анелька тяжело больна…
Тетка поникла головой.
— У нас тут два врача, — продолжала баронесса. — И, если потребуется, можем пригласить еще других, хотя бы самых известных в Польше. Анелька будет иметь наилучший уход.
— Значит, мне придется уехать и оставить больную племянницу? — нерешительно сказала тетушка Анна.
— Вовсе нет! — Баронесса протянула ей руку. — Напротив, я надеюсь, что вы у нас поживете. — И, заметив колебания пани Анны, добавила настойчиво: — Я вас очень прошу! В моем доме все встречают истинно польское гостеприимство, а в особенности люди… доброжелательные. Вам отведут отдельную комнату. И будете ухаживать за Анелькой.
Но тетушка все еще была в нерешимости.
— Право… Как ни трудно мне отказаться, не могу же я злоупотреблять вашей любезностью.
— Мой дом — ваш дом, пани, а я ваш искренний друг. Притом вы же знаете, что в Польше у нас не найдется и двух семей, которые не были бы между собой в родстве. Все мы родственники.
Удивленная и тронутая тетушка сдалась наконец и, написав канонику, что просит дать ей отпуск на несколько дней, пошла к Анельке.
Ягна, узнав ее, ахнула и поклонилась ей чуть не в ноги. Анелька посмотрела, грустно улыбнулась и опять закрыла глаза.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Анельця? — спросила тетушка. Но Анелька молчала.
— Ничего, — ответила за нее Ягна. — Ее два доктора лечат. А кормят как! Только ешь! Одно плохо — темно тут. И сесть как следует не на чем, вот и маешься. Я в этой тьме забыла уже, каков белый свет. И еще мне моего мужика жалко.
— Так поезжайте к себе домой, а я с Анелькой побуду. Мужа вашего я по дороге встретила. Едет сюда со всем хозяйством…
— Одурел, что ли? — вскрикнула жена Зайца. — На кого же он все оставил?
— Вот уж этого не знаю. Да он сейчас подъедет. Выйдите во двор, так наверное его увидите.