Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
— Видать, мужики, — сказал Овчаж, — видишь, все белые.
— А один-то с ними соломенный, — прибавила Слимакова, — мужики так не ходят.
— И сапоги до колен, — вмешался Слимак.
— Гляньте-ка! — крикнул Ендрек. — В руках у них вроде колышки, и веревку за собой волокут!
— Землемеры, что ли? К чему бы это? — призадумался Слимак.
— Опять, верно, землю будут делить!.. — ответила Слимакова. — Вот и хорошо, что луг не купили у помещика.
Они снова принялись жать, но работа не спорилась: то и дело кто-нибудь украдкой поглядывал на
Их появление до того заинтересовало Слимака, что он не только не шел впереди, как ему полагалось, а плелся где-то сзади, рядом с Магдой. Наконец он крикнул:
— Ендрек, брось-ка серп да слетай к ним; чего они там в поле прохлаждаются? Пронюхай, что за люди и для чего они землю мерят: раздавать будут или другое что?
Мальчишка помчался во всю прыть.
— Да поосторожней там! — крикнула вдогонку мать. — А то как бы тебя не поколотили…
Ендрек мигом (не успеешь три раза «Отче наш» прочесть) догнал землемеров, пошел рядом с ними, с минуту о чем-то поговорил, но и не думал возвращаться. Мало того, он взялся за колышки и мерную ленту.
— Видали! — дивилась Слимакова. — Да он совсем к ним пристал. Глянь-ка, Юзек, как он управляется с веревкой!.. Те, верно, учились не одну зиму, а с ним никто не может сравняться. Наш паршивец только и видел букварь, что у еврея за стеклом, а так и скачет между ними, словно заяц. Ай да малый!.. Эх, жалость, не велела я ему сапоги обуть; еще подумают, что он сирота безродный, а не хозяйский сын.
Она подбоченилась и с гордостью смотрела на Ендрека, который действительно ловко переносил колышки и тянул мерную ленту от одной точки до другой.
Вскоре, однако, группа инженеров спустилась в низину и скрылась из виду.
— Что только из этого выйдет, — в раздумье говорил Слимак, — к добру это или к худу?
— Что ж худого, если земли прибавят? — сказала Слимакова. — А ты что думаешь, Мацек?
Батрак, видимо не ожидавший вопроса, оторопел, но, утерев со лба пот и подумав, ответил:
— Чего тут хорошего? Я помню, когда я служил у одного барина в Кжешове лет шесть тому назад, аккурат такие вот прошлись с колышками по полю, а к осени у старшины и окажись нехватка в кассе, так пришлось всей волостью за него денежки отдавать. Всякое новое дело неверное, — заключил он.
Солнце уже клонилось к западу, когда прибежал Ендрек; запыхавшись, он крикнул матери, чтобы та скорей несла из погреба молоко, потому что следом за ним идут два пана, а паны важные, дали ему два злотых — за то, что он помогал им тянуть мерную ленту.
— Сейчас отдай матери! — крикнул Слимак. — Они не за то, что ты веревку тянул, заплатили два злотых, а за молоко, которое у нас выпьют.
Ендрек чуть не расплакался.
— Чего я буду отдавать, раз деньги мои? — кричал он. — За то, что съедят, они еще заплатят, да и за все другое, что возьмут. Они
— Стало быть, они торговцы, раз выспрашивают про масло да про цыплят, — решил Слимак.
— Никакие не торговцы, а важные господа, ездят с палаткой и с поваром: он им в поле еду стряпает.
— Цыганы, что ли? — буркнул Слимак.
Не дожидаясь конца разговора, хозяйка побежала в хату, а вскоре подошли оба пана. Они вспотели, обожглись на солнце и покрылись пылью, но вид у них был настолько внушительный, что Слимак и Овчаж сразу, как по команде, сняли шапки.
Поздоровавшись с ними, старший из панов с длинной черной бородой, спросил:
— Кто у вас хозяин?
— Я, — сказал Слимак.
— Давно ты тут живешь?
— Сызмальства.
— Ты видал, как разливается эта река?
— Сколько раз!..
— А не помнишь, до какой высоты поднимается вода?
— Иной раз так разольется по лугам, что мужику впору утонуть.
— Это ты наверное знаешь?
— Все это знают, да и ямы эти в горе тоже водой размыло.
— Придется делать мост не ниже десяти саженей, — сказал младший пан.
— Очевидно, — ответил старший.
Он еще раз поглядел на луг и спросил Слимака:
— А молока мы у вас достанем?
— Моя уже полезла в подпол, милости просим.
Инженеры направились к хате, а следом за ними Слимак, Овчаж и даже Магда. Питье молока столь важными гостями было таким событием в доме Слимака, что ради этого стоило оторваться от работы.
Не меньший сюрприз ждал их во дворе. Слимакова с Ендреком вынесли из хаты стулья со спинками и вишневый стол, накрыли его скатертью, разложили жестяные ложки, поставили тарелки, кусок масла, каравай ситного хлеба и непочатый сыр с тмином. На пороге хаты стояла наготове кринка простокваши, а в стороне, в нескольких шагах от стола, три куры с целым выводком цыплят, кудахча и толкаясь, клевали крупу.
Гости в изумлении переглянулись.
— Ну-ну, — шепнул старший, — такого приема нам не оказал бы и шляхтич.
Они сели за стол, съели полкринки простокваши, похвалили масло и сыр; наконец старший спросил Слимакову, сколько с них следует.
— Кушайте на здоровье, — ответила хозяйка.
Они еще больше удивились.
— Не можем же мы бесплатно вас объедать, — сказал старший.
— Мы за угощение денег не берем. Да и малец мой у вас заработал, как за целый день жатвы.
— Ну что? — обернувшись к старшему, шепнул младший. — Вот они, польские крестьяне!..
Оба они казались очень довольными, а старший снова заговорил со Слимаком:
— За такой прием мы вам тут поблизости выстроим станцию.
Слимак поклонился.
— Да мне невдомек, ваша милость, к чему это все и что вы у нас хотите делать?
— Проведем вам железнодорожную линию.
— Железную дорогу, — пояснил младший.
Слимак покачал головой.
— Кто же у нас поедет по такой?.. Самая здоровая лошадь, пожалуй, обдерет на ней копыта.
— Но везти будут не лошади, а локомотив.