Том 2. Повести
Шрифт:
— О, ну конечно! Пусть прогуляется немножко на свежем воздухе, и так уж она, бедняжка, истаяла, как свеча.
Посетитель и это обратил в шутку:
— Ну, так как же, поедете, свечка?
Кати ответила сдавленным голосом, отвернув в сторону лицо:
— Да, если этого желает… желает тетушка Мали.
— А у нас в этом году вовсе не будет винограда, — жаловался почтеннейший Апро. — Побил град, ни единой грозди не уцелело. Никогда еще я не видел такого опустошения, ваша милость, как в это лето, после града, когда я поехал посмотреть виноградник. И как подумал я, что в этом году у меня не будет вина, что весь
— Папа, папа, не богохульствуйте, а то господь накажет вас; меня мороз по коже пробирает, когда я слышу это.
— Ничего, дочка, будь спокойна, — проговорил старик не без достоинства в голосе, — со мной не случится никакой беды. С богом я всегда полажу!
— Как же это? — полюбопытствовал гость.
— А так! Сапоги ему сошью.
— Богу?
— Разумеется. Иначе говоря, позову с улицы нищего, и мы снимем мерку с его ноги, не правда ли, Лёринц?
Старый подмастерье Лёринц кивнул косматой большой головой.
— Сколько раз уж так делали!
Посетитель покачал головой, как бы желая сказать: «Вы и впрямь порядочный плут, мастер Апро». Затем повернулся к Катице:
— До свиданья, малютка. Будьте готовы часам к пяти вечера.
— Но вы обязательно заедете за мной? — спросила девушка, набравшись храбрости.
__ Могу хоть залог оставить, — ответил с улыбкой неизвестный господин и, галантным жестом вынув из петлицы сюртука красную гвоздику, протянул ее Катице.
Все это было так изящно и красиво, что совершенно очаровало подмастерьев, глазевших на эту сцену; «Да-а! Вот это настоящий барин! Этот понимает обращение!»
Коловотки, очевидно, был такого же мнения, потому что, как только дверь за посетителем закрылась, он отозвал в сторону старика.
— Кто этот прилизанный пройдоха? — мрачно спросил он.
— Это истый барин, председатель местного банка, некий Ференц Колоши, первый кавалер во всем городе.
— Я убью его, — таинственно прошептал Коловотки на ухо старину.
Наш господин Апро испуганно вскинул голову и посмотрел в глаза своему компаньону: не сошел ли он с ума?
— Да? А за что бы это тебе убивать его?
— Не нравится мне его физиономия, вот за что.
— А между прочим, его вполне можно назвать красивым мужчиной.
— Но он носит браслет.
— А тебе что до этого? Он и ботинки носит и вместе со своими слугами снашивает в год, по крайней мере, двадцать пар обуви. Жаль было бы убивать такого клиента.
— В него влюблена Кати, — прошептал Коловотки могильным голосом. — И он в Катицу.
— Это он-то? В Кати? А Кати — в него? Да откуда ты это взял, несчастный?
— А иначе какое бы ему дело до девушки?
Сапожный мастер рассмеялся весело и заливисто, так что даже слезы навернулись на его маленькие блестящие глазки.
— Ах ты, сумасшедший поляк, ах ты, глупый поляк! Да ведь он хозяин тетушки Мали, а тетушка Мали — родная тетка девчурки и моя свояченица. Пусть меня назовут филином, если в один прекрасный день я не унаследую от нее кругленькую сумму.
— Вот как? — протянул Коловотки и несколько успокоился. Он притих, но только внешне. «Зеленоглазому чудовищу» трудно приказывать. Зеленые глаза
Тут уж почтеннейший Апро перепугался не на шутку и решил положить этому конец. Он прикажет дочери выйти замуж за Коловотки, а если она откажется, немедленно отошлет ее к своей младшей сестре, что жила в Хайду Собосло и содержала там питейное заведение. Пусть выбирает либо то, либо другое — и так тому и быть, даже если бы тысяча чертей стала ему на пути!
К счастью, таковых не оказалось. Даже то единственное существо, которое могло бы встать поперек дороги, прибежало в тот же день под вечер к нему на доверительную беседу и стало уговаривать его выдать девушку замуж.
— Но ведь вы до сих пор противились этому, свояченица! Тетушка Мали благоговейно воздела глаза к небу:
— Противилась? Да, противилась, желая добра. О Мария, пресвятая богородица, лишь ты знаешь, сколько раз я обращалась к тебе, радея о судьбе девочки. Но мои воздушные замки оказались построенными на песке. Душечка моя расхворалась, вянет день ото дня, как роза без воды. А ты, своячок, и сам знаешь: когда товар портится, его поскорее надо сбыть. Это — первейшее правило. Его придерживался и покойный Богдан Якубович, в доме которого мы жили, помнишь, на Журавлиной улице, тот, что торговал мехами… Катицу надо выдать замуж, и притом поскорее. Время терять нечего. Ведь и розу, если она начинает вянуть, нужно поставить в стакан с водой, и тоже не медля. Очень часто она от этого оживает. Удивительное это растение, совсем как женщина…
Почтеннейший Апро от удовольствия потирал руки.
— Ну-ка, послушаем, свояченица, кого вы приглядели для Катицы?
— О дева Мария, пресвятая богородица, кого? Гм. А вообще-то быть особенно разборчивыми я не советую. В плохом мире мы живем: девушка стоит дешево, а содержание семьи обходится дорого. Нынешним девицам не приходится очень-то ломаться. Кто попросит руки, тот пусть и берет… Я думаю, и Коловотки был бы не плох. Он ее любит и будет уважать, а это в семейной жизни главное.
Наш господин Апро на радостях готов был обнять тетушку Мали.
— Так ведь это как раз и мой план. Ай-ай-ай, свояченица, черт возьми, да ведь у тебя золотая голова! Конечно, Коловотки! Правильно ты сказала, что он ее любит. Да как еще! А потом сам он что за человек! Такой работник, куда бы ни попал, всюду будет первым. А что за работа — наша работа! — Почтеннейший Апро воодушевился, глаза его засверкали, а на висках у волос выступил пот. — Я читал в газетах, что один знаменитый писатель, богатый русский граф, в свободное время шьет сапоги. Просто из любви к искусству! Потому что это огромное наслаждение, можешь поверить! Только люди этого еще не уразумели. Ну, да всему свое время. Не пройдет и двадцати лет, и посмотришь — встретятся, скажем, два государя и после чашечки черного кофе, вместо того чтобы сесть играть в дурачка, они засядут за шитье сапог для своих министров…