Том 2. Повести
Шрифт:
Но поскольку почтеннейший Апро тоже опознал сапоги и утверждал, что это его работа, у следователя, который приехал из Брашова, чтобы свести их на очной ставке, разыгрался сегодня подлинный соломонов суд.
Следователь предъявил вышеупомянутый corpus delicti.
— Кто опознает эти сапоги?
— Я! Я! — в один голос ответили оба сапожника.
— Вы могли бы поклясться в том? — спросил следователь Блока.
— Тысячу раз.
— Вот видите, Апро, — произнес следователь. — А что, если вы ошибаетесь…
— Нет у меня такой привычки —
— Значит, и вы готовы поклясться в том же?
— Разумеется.
Следователь растерянно почесал затылок.
— Я не могу привести вас к присяге, ибо один из вас присягнул бы ложно.
Почтеннейший Апро передернул плечами.
— Вы помните, Блок, кому вы продали сапоги?
— Нет, не помню.
— А вы, Апро?
— Я продал их господину Маньяи, я помню это и утверждаю.
— Подумайте, Апро, взвесьте свои слова, ибо это ваше показание может стоить кое-кому жизни.
— Я привык продумывать и взвешивать все, что говорю. Следователь не знал, что и делать с этими свидетелями, он качал головой, играл своим аметистовым кольцом, а потом вдруг сердито воскликнул:
— Черт бы побрал двух завравшихся плутов! С ними невозможно докопаться до истины.
Эти слова больно задели почтеннейшего Апро; обиженный, он твердым голосом обратился к следователю:
— Если бы досточтимый господин следователь говорил здесь с нами не именем короля, я бы не потерпел такого оскорбления. Сейчас же я могу только сказать: если вы не в состоянии добиться результата, позвольте мне задать несколько вопросов.
— Что ж, спрашивайте, — хмуро бросил следователь. Почтеннейший Апро подбоченился (любимая поза сапожников) и заговорил, покачивая верхней частью корпуса:
— Так скажите мне, Янош Блок, что-нибудь о внутренних особенностях той пары сапог.
Янош Блок с издевкой заметил:
— Сапог — не человек, почтеннейший Апро, чтобы иметь внутренние качества.
— Вот как? Ну, так я вам скажу. Прошу вас смотреть внимательно, господин следователь, а специалисты пусть распорют эти сапоги. Прошу занести в протокол, что на левом сапоге справа, начиная от носка, между седьмым и восьмым стежком есть один «слепой стежок». Поэтому-то я и продал их на один форинт дешевле господину Маньяи. Dixi. [88]
88
Я сказал (лат.).
Следователь тотчас же вызвал специалистов, которые распороли сапог и на указанном месте нашли «слепой стежок», после чего с величайшим восхищением отозвались об Апро, уподобляя его милость великому Наполеону: как тот знал каждого своего солдата, так и он знает все сшитые им сапоги.
Итак, его милость возвращался домой, снискав себе почет и славу. Давно уже отзвонили полдень колокола, но Апро все же хотел еще заглянуть в лавку, чтобы потешить свою жаждущую мести Душу свежими новостями. Проходя
Зайдя в мастерскую, сапожный мастер не без удивления увидел скучающих там сограждан и уже известного ему Ракоци. Апро поздоровался с ними.
— Не меня ли изволите ожидать? — спросил он, растягивая слова.
— Именно, как есть вас, — ответил Херенци, знавший толк в почтительном обращении.
Ракоци с чопорным видом поднялся с круглого стула, на котором сидел, и положил руку на плечо Апро.
— Мы хотим купить ту вкладную книжку, которая выставлена у вас в витрине, уважаемый господин Апро, — вынул бумажник, чтобы отсчитать полторы тысячи форинтов.
Почтеннейший Апро передвинул мундштук из левого угла-1 рта в правый, пососал его немножко, а затем проговорил:
— К сожалению, она уже продана.
— О! Гм…
К этому они не были подготовлены. Это было неожиданно.
Ракоци закусил губу.
— А кому вы ее продали? — спросил Херенци.
— Пока это тайна.
— Да? И за сколько же вы ее продали? — полюбопытствовал Хортян.
— Немного ниже той цены, которая была предложена, то есть за неполные полторы тысячи форинтов.
— Но почему же тогда, сударь, вы не снимете ее с витрины? — набросился на него Ракоци.
— Потому что мне не угодно.
— Но это интрига, покушение на чужое состояние! — вскипел Ракоци, брызжа от злобы слюной.
— Я выставляю в своей витрине то, что хочу. Точка.
— Глупости! Мы не можем этого допустить! Понимаете? Я буду просить вмешательства властей. Я протестую от имени банка «Хунния» и привлеку вас к ответственности!
— Делайте что хотите, только разрешите мне, коль скоро вы стоите так близко от меня, закрыть лицо платком, так как оно у меня не нуждается в опрыскивании.
Оба доверенных лица расхохотались, а Арнольд Ракоци покраснел до ушей и в ярости выбежал из лавки.
Дела же банка с каждой минутой становились все хуже и хуже. Пришлось прекратить выплату срочных вкладов, что породило страшное смятение. Когда в два часа дня, то есть в обычное время, банк был закрыт, возбужденная толпа готова была линчевать служащих; сам Колоши спасся бегством, перемахнув через забор.
Ночью он вместе со своим зятем вице-губернатором выехал в Будапешт, чтобы раздобыть наличные деньги, необходимые для спасения банка.
Но Будапешт в те дни был погружен в печаль.
Он не был, правда, покрыт черным полотнищем, подобно сказочным городам, куда въезжал королевич, готовящийся вступить в единоборство с драконом, однако мрачные внешние признаки проявлялись хотя бы в том, что в Липотвароше * все повесили носы. Так называемый «черный день» на бирже сделал нищим целый город.
Колоши вел переговоры с финансовыми учреждениями, С правительством, обращался ко всем и каждому, ходил от Понтия к Пилату, но всюду слышал один ответ: «Монет нет».