Ты пробуждалась утром раноИ покидала милый дом.И долго, долго из туманаКопье мерцало за холмом.А я, чуть отрок, слушал толкиПро силу дивную твою,И шевелил мечей осколки,Тобой разбросанных в бою.Довольно жить в разлуке прежней —Не выйдешь из дому с утра.Я всё влюбленней и мятежнейСмотрю в глаза твои, сестра!Учи меня дневному бою —Уже не прежний отрок я,И миру тесному откроюПолет свободного копья!
Апрель (?) 1907
«И мы подымем их на вилы…»
И мы подымем их на вилы,Мы а петлях раскачнем тела,Чтоб лопнули на шее жилы,Чтоб
кровь проклятая текла.
3 (?) июня 1907
«Сырое лето. Я лежу…»
Сырое лето. Я лежуВ постели — болен. Что-то подступаетГорячее и жгучее в груди.А на усадьбе, в те́нях светлой ночи,Собаки с лаем носятся вкруг дома.И меж своих — я сам не свой. Меж кровныхБескровен — и не знаю чувств родства.И люди опостылели немногимЛишь меньше, чем убитый мной комар.И свечкою давно озареноТо место в книжке, где профессор скучный,Как ноющий комар, — поет мне в уши,Что женщина у нас угнетенаИ потому сходна судьбой с рабочим.Постой-ка! Вот портрет: седой профессор —Прилизанный, умытый, тридцать пятьИзданий книги выпустивший! Стой!Ты говоришь, что угнетен рабочий?Постой: весной я видел смельчака,Рабочего, который смело на́ смертьПойдет, и с ним — друзья. И горны замолчат,И остановятся работы разомНа фабриках. И жирный фабрикантПоклонится рабочим в ноги. Стой!Ты говоришь, что женщина — раба?Я знаю женщину. В ее душеБыл сноп огня. В походке — ветер.В глазах — два моря скорби и страстей.И вся она была из легкой персти —Дрожащая и гибкая. Так вот,Профессор, четырех стихий союзБыл в ней одной. Она могла убить —Могла и воскресить. А ну-ка, тыУбей, да воскреси потом! Не можешь?А женщина с рабочим могут.
20 июня 1907
Песельник
Там за лесом двадцать девок
Расцветало краше дня.
Сергей Городецкий
Я — песельник. Я девок вывожуВ широкий хоровод. Я с ветром ворожу.Я голосом тот край, где синь туман, бужу,Я песню длинную прилежно вывожу.Ой, дальний край! Ты — мой! Ой, косыньку развей!Ой, девка, заводи в глухую топь весной!Эй, девка, собирай лесной туман косой!Эй, песня, веселей! Эй, сарафан, алей!Легла к земле косой, туманится росой…Яр темных щек загар, что твой лесной пожар…И встала мне женой… Ой, синь туман, ты — мой!Ал сарафан — пожар, что девичий загар!
24 июня 1907
«Везде — над лесом и над пашней…»
Везде — над лесом и над пашней,И на земле, и на воде —Такою близкой и вчерашнейТы мне являешься — везде.Твой стан под душной летней тучей,Твой стан, закутанный в меха,Всегда пою — всегда певучий,Клубясь туманами стиха.И через годы, через воды,И на кресте и во хмелю,Тебя, Дитя моей свободы,Подруга Светлая, люблю.
8 июля 1907
«Меня пытали в старой вере…»
Меня пытали в старой вере.В кровавый про́свет колесаГляжу на вас. Что́ взяли звери?Что́ встали дыбом волоса?Глаза уж не глядят — клокамиКровавой кожи я покрыт.Но за ослепшими глазамиНа вас иное поглядит.
Стучится тихо. Потом погромче. Потом смеется.И смех всё ярче, желанней, звонче, И сердце бьется. Я сам не знаю, О чем томится Мое жилье? Не сам впускаю Такую птицу В окно свое! И что мне снится В
моей темнице, Когда поет Такая птица? Прочь из темницы Куда зовет?
24 декабря 1907
«Их было много — дев прекрасных…»
Их было много — дев прекрасных.Ущелья гор, хребты холмовПолны воспоминаний страстныхИ потаенных голосов…Они влеклись в дорожной пылиОтвека ведомым путем,Они молили и грозилиКинжалом, ядом и огнем…Подняв немые покрывала,Они пасли стада мои,Когда я крепко спал, усталый,А в далях плакали ручьи…И каждая прекрасной ложьюСо мною связана была,И каждая заветной дрожьюМеня томила, жгла и жгла…Но над безумной головоюЯ бич занес, собрал стадаИ вышел горною тропою,Чтоб не вернуться — никогда!Здесь тишина. Здесь ходят тучи.И ветер шелестит травой.Я слушаю с заветной кручиИх дольний ропот под горой.Когда, топча цветы лазуриКопытом черного коня,Вернусь, как царь в дыханьи бури, —Вы не узнаете меня!
Март-июнь 1908
«В глубоких сумерках собора…»
В глубоких сумерках собораПрочитан мною свиток твой;Твой голос — только стон из хора,Стон протяжённый и глухой.И испытать тебя мне надо;Их много, ищущих меня,Неповторяемого взгляда,Неугасимого огня.И вот тебе ответный свитокНа том же месте, на стене,За то, что много страстных пытокУзнал ты на пути ко мне.Кто я, ты долго не узнаешь,Ночами глаз ты не сомкнешь,Ты, может быть, как воск, истаешь,Ты смертью, может быть, умрешь.Твои стенанья и мученья,Твоя тоска — что́ мне до них?Ты — только смутное виденьеМиров далеких и глухих.Смотри, ты многого ль достоин?Смотри, как жалок ты и слаб,Трусливый и безвестный воин,Ленивый и лукавый раб!И если отдаленным эхомКо мне дойдет твой вздох «люблю»,Я громовым холодным смехомТебя, как плетью, опалю!
25 мая 1908
По православному
Ты не получишь воздаянья,Ты не узнаешь ничего,Но быть дала ты обещаньеХозяйкой дома моего.
Май 1908
«Чудесно всё, что узнаю́…»
Чудесно всё, что узнаю́,Постыдно всё, что совершаю.Готов идти навстречу раю,И медлю в сумрачном краю.
6 июля 1908
«Ты помнишь — в лодке в час заката…»
Ты помнишь — в лодке в час закатаЯ задержал на миг весло?Какая горькая утрата!Какое счастие прошло!Прошло и кануло навеки…
2 августа 1908
Королевна
Не было и нет во всей подлунной Белоснежней плеч.Голос нежный, голос многострунный, Льстивая, смеющаяся речь.Все певцы полночные напевы Ей слагают, ей.Шепчутся завистливые девы У ее немых дверей.Темный рыцарь, не подняв забрала, Жадно рвется в бой;То она его на смерть послала Белоснежною рукой.Но, когда одна, с холодной башни Всё глядит онаНа поля, леса, озера, пашни Из высокого окна.И слеза сияет в нежном взоре, А вдали, вдалиХодят тучи, да алеют зори, Да летают журавли…Да еще — души ее властитель, Тот, кто навсегдаПуть забыл в далекую обитель, — Не вернется никогда!