Том 2. Стихотворения и поэмы 1904-1908

Блок Александр Александрович

Шувалово

В северном море

Что́ сделали из берега морского Гуляющие модницы и франты? Наставили столов, дымят, жуют, Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу, Угрюмо хохоча и заражая Соленый воздух сплетнями. Потом Погонщики вывозят их в кибитках, Кокетливо закрытых парусиной, На мелководье. Там, переменив Забавные тальеры и мундиры На легкие купальные костюмы, И дряблость мускулов и гру́дей обнажив, Они, визжа, влезают в воду. Шарят Неловкими ногами дно. Кричат, Стараясь показать, что веселятся. А там — закат из неба сотворил Глубокий многоцветный кубок. Руки Одна заря закинула к другой, И сестры двух небес прядут один — То розовый, то голубой туман. И в море утопающая туча В предсмертном гневе мечет из очей То красные, то синие огни. И с длинного, протянутого в море, Подгнившего, сереющего мола, Прочтя все надписи: «Навек с тобой», «Здесь были Коля с

Катей», «Диодор Иеромонах и послушник Исидор Здесь были. Дивны божии дела», — Прочтя все надписи, выходим в море В пузатой и смешной моторной лодке. Бензин пыхтит и пахнет. Два крыла Бегут в воде за нами. Вьется быстрый след, И, обогнув скучающих на пляже, Рыбачьи лодки, узкий мыс, маяк, Мы выбегаем многоцветной рябью В просторную ласкающую соль. На горизонте, за спиной, далёко Безмолвным заревом стоит пожар. Рыбачий Вольный остров распростерт В воде, как плоская спина морского Животного. А впереди, вдали — Огни судов и сноп лучей бродячих Прожектора таможенного судна. И мы уходим в голубой туман. Косым углом торчат над морем вехи, Метелками фарватер оградив, И далеко́ — от вехи и до вехи — Рыбачьих шхун маячат паруса… Над морем — штиль. Под всеми парусами Стоит красавица — морская яхта. На тонкой мачте — маленький фонарь, Что камень драгоценной фероньеры, Горит над матовым челом небес. На острогрудой, в полной тишине, В причудливых сплетениях снастей, Сидят, скрестивши руки, люди в светлых Панамах, сдвинутых на строгие черты. А посреди, у самой мачты, молча, Стоит матрос, весь темный, и глядит. Мы огибаем яхту, как прилично, И вежливо и тихо говорит Один из нас: «Хотите на буксир?» И с важной простотой нам отвечает Суровый голос: «Нет. Благодарю». И, снова обогнув их, мы глядим С молитвенной и полною душою На тихо уходящий силуэт Красавицы под всеми парусами… На драгоценный камень фероньеры, Горящий в смуглых сумерках чела.

Сестрорецкий курорт

В дюнах

Я не люблю пустого словаря Любовных слов и жалких выражений: «Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой». Я рабства не люблю. Свободным взором Красивой женщине смотрю в глаза И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра — Сияющий и новый день. Приди. Бери меня, торжественная страсть. А завтра я уйду — и запою». Моя душа проста. Соленый ветер Морей и смольный дух сосны Ее питал. И в ней — всё те же знаки, Что на моем обветренном лице. И я прекрасен — нищей красотою Зыбучих дюн и северных морей. Так думал я, блуждая по границе Финляндии, вникая в темный говор Небритых и зеленоглазых финнов. Стояла тишина. И у платформы Готовый поезд разводил пары. И русская таможенная стража Лениво отдыхала на песчаном Обрыве, где кончалось полотно. Там открывалась новая страна — И русский бесприютный храм глядел В чужую, незнакомую страну. Так думал я. И вот она пришла И встала на откосе. Были рыжи Ее глаза от солнца и песка. И волосы, смолистые как сосны, В отливах синих падали на плечи. Пришла. Скрестила свой звериный взгляд С моим звериным взглядом. Засмеялась Высоким смехом. Бросила в меня Пучок травы и золотую горсть Песку. Потом — вскочила И, прыгая, помчалась под откос… Я гнал ее далёко. Исцарапал Лицо о хвои, окровавил руки И платье изорвал. Кричал и гнал Ее, как зверя, вновь кричал и звал, И страстный голос был как звуки рога. Она же оставляла легкий след В зыбучих дюнах, и пропала в соснах, Когда их заплела ночная синь. И я лежу, от бега задыхаясь, Один, в песке. В пылающих глазах Еще бежит она — и вся хохочет: Хохочут волосы, хохочут ноги, Хохочет платье, вздутое от бега… Лежу и думаю: «Сегодня ночь И завтра ночь. Я не уйду отсюда, Пока не затравлю ее, как зверя, И голосом, зовущим, как рога, Не прегражу ей путь. И не скажу: „Моя! Моя!“ — И пусть она мне крикнет: „Твоя! Твоя!“»

Дюны

Июнь-июль 1907

Стихотворения, не вошедшие в основное собрание (1904–1908)

Разные стихотворения

Неоконченная поэма

(Bad Nauheim. 1897–1903)

1

Я видел огненные знаки Чудес, рожденных на заре. Я вышел — пламенные маки Сложить на горном алтаре. Со мною утро в дымных ризах Кадило в голубую твердь, И на уступах, на карнизах Бездымно испарялась смерть. Дремали розовые башни, Курились росы в вышине. Какой-то призрак — сон вчерашний — Кривлялся в голубом окне. Еще мерцал вечерний хаос — Восторг, достигший торжества, — Но всё, что в пурпур облекалось, Шептало белые слова. И жизнь казалась смутной тайной… Что́ в утре раннем, полном сна, Я вскрыл, мудрец необычайный, Чья усмехнулась глубина?

2

Там, на горах, белели виллы, Алели розы в цепком сне. И тайна смутно нисходила Чертой, в горах неясной мне. О, как в горах был воздух кроток! Из парка бешено взывал И

спорил с грохотом пролеток Веками стиснутый хорал. Там — к исцеляющим истокам Увечных кресла повлеклись, Там — в парке, на лугу широком, Захлопал мяч и lawn-tennis [3] ; Там — нить железная гудела, И поезда вверху, внизу Вонзали пламенное тело В расплавленную бирюзу. И в двери, в окна пыльных зданий Врывался крик продавщика Гвоздик и лилий, роз и тканей, И cartes postales, и kodak'а. [4]

3

Лаун-теннис (англ.). — Ред.

4

Cartes postales (франц.) — почтовые открытки;

Kodak — марка фотографических аппаратов. — Ред.

3

Я понял; шествие открыто, — Узор явлений стал знаком. Но было смутно, было слито, Терялось в небе голубом. Она сходила в час веселый На городскую суету. И тихо возгорались долы, Приемля горную мечту… И в диком треске, в зыбком гуле День уползал, как сонный змей… Там счастью в очи не взглянули Миллионы сумрачных людей.

4

Ее огнем, ее Вечерней Один дышал я на горе, А город грохотал безмерней На возрастающей заре. Я шел свободный, утоленный… А день в померкшей синеве Еще вздыхал, завороженный, И ро́сы прятались в траве. Они сверкнут заутра снова, И встанет Горная — средь роз, У склона дымно-голубого, В сияньи золотых волос…

8-12 мая 1904

«Полон визга веретен…»

Полон визга веретен Двор, открытый лунным блескам, Проплываю вдоль око́н С тихим плеском. Разметавшись, спит она В голубом чаду алькова. Ночь пьяна, рука сильна, Лодка быстрая готова.

Июнь 1904

Андрею Белому

Ты открывал окно. Туман   Гасил свечу. Я был в ту ночь от счастья пьян,   И я молчу. О, я не мог тебе помочь!   Я пел мой стих… И снова сон, и снова ночь,   Но сны — черней твоих. Но где же ложь? Один обман   Мой факел задувал, Когда ты пил ночной туман,   Когда я ликовал.

Лето 1904

Колыбельная песня

Спят луга, спят леса, Пала божия роса, В небе звездочки горят, В речке струйки говорят, К нам в окно луна глядит, Малым детям спать велит: «Спите, спите, поздний час, Завтра брат разбудит вас. Братний в золоте кафтан, В серебре мой сарафан, Встречу брата и пойду, Спрячусь в божием саду, А под вечер брат уснет И меня гулять пошлет. Сладкий сон вам пошлю, Тихой сказкой усыплю, Сказку сонную скажу, Как детей сторожу… Спите, спите, спать пора. Детям спится до утра…»

25 сентября 1904

«Веселимся, кру́жимся…»

Веселимся, кру́жимся, Хороводом тешимся — Мальчики да девочки — Ясные звездочки. Красное солнце! Глянь-ка в оконце! А в оконце — глянь-ка, Мамка да нянька! Белая хатка, Смуглая солдатка! Старшая сестрица, Дай-ка нам водицы! Эй вы, ребятки, Врозь во все лопатки! Скидавайте шапки.

Осень 1904

«Мы в круге млечного пути…»

Мы в круге млечного пути, Земные замерли мечты. Мы можем в высь перенести Свои надежды — я и ты. Еще прозрачней станешь ты, Еще бессмертней стану я. Залог кружащейся мечты — Душа последняя моя.

Осень 1904

Война

Вот поднялась. В железных лапах Визжит кровавой смерти весть. В горах, в долинах, на этапах Щетиной заметалась месть. Не в силах мстительная гордость Противостать тому кольцу, Чьи равнодушие и твердость Встречают смерть лицом к лицу. И вот в пара́х и тучах тучных, Гремя вблизи, свистя вдали, Она краями крыльев звучных Пускает ко́ дну корабли. Но в воплях исполинской бури, В мечте бойца, в его крови, Одушевительница фурий — Она вздыхает о Любви.

28 мая 1905

Подражание

Сновидец в розовой дреме́ Ты — опрокинутый над бездной — И долу грезой бесполезной Поникший кормщик на корме. Так двойники — свершений нить — Во мраке дня, тоскуя, рыщут, И двое — бесполезно ищут Друг друга в Третьем воплотить.

7 июля 1905

«По зеленым обрывам…»