Том 20. Дом шалунов
Шрифт:
В быстро работавшем мозгу Коти мелькнула еще одна новая мысль: «Если бросить красный платок на землю, то бык, пожалуй, оставит в покое его, Котю, и кинется на платок, а в это время он, Котя, успеет укрыться».
Не рассуждая больше, Котя широко размахнулся, желая отшвырнуть от себя злополучную красную тряпку как можно дальше, но – о, ужас! – платок не упал на землю, как предполагал Котя, а, зацепившись сзади за пояс мальчика, повис на нем. К несчастью, Котя не заметил этого и продолжал бежать, что было духу по направлению к дубу, оглядываясь от времени до времени назад.
Бык тоже
Все ближе к нему страшилище… Еще ближе… Еще…
«Я погиб, – вихрем проносится в мыслях мальчика, – так пускай же я один!.. Спасу по крайней мере тех двоих… Гогу и Никса…»
Он остановился, как вкопанный, и закричал изо всей силы:
– Становись за дерево! Становись скорее!
Гога с Никсом услышали крик и в одну секунду оба скрылись за стволом старого дуба. Они были спасены.
В три прыжка бык очутился около Коти, наклонил голову и с диким хрипом поднял в воздух трепещущее тело мальчика.
И тут же отчаянный вопль огласил лужайку. Остановка погубила Котю. В три прыжка бык очутился около него, наклонил голову и с диком хрипом поднял в воздух трепещущее тело мальчика. Еще один миг – что-то перекувырнулось, мелькнуло в воздухе быстрее молнии, и Котя тяжело рухнул на землю, ударившись головой о ствол огромного дуба.
Рабочие окружили быка, и мясник воткнул ему в рыло нож по самую рукоятку. Бык со страшным воем тяжело рухнул на землю…
Глава LVII
Маленький герой
– Он умер!
– Не дышит!
– Сердце почти не бьется!
– Господи! Да неужели же умер он?!
Кто-то зарыдал неудержимо, кто-то закричал протяжным криком потерявшегося от горя маленького человечка.
Это был Витик Зон. Он кинулся первый к Коте, распростертому у корней старого дуба. За ним и все мальчики окружили несчастного Котю. Он был безгласен.
Смертельная бледность покрывала его лицо. Глаза, огромные, прекрасные, скрылись под опущенными веками. Котя не дышал и казался мертвым…
Вдруг страшное, потрясающее душу рыдание раздалось за ними. Кто-то растолкал толпу пансионеров и, упав на колени перед бесчувственным Котей, закричал, исступленно рыдая на весь луг:
– Если ты умер – я умру тоже! Ты из-за меня умер… Меня хотел спасти… Меня и Никса… А я-то?! Я-то?! Прости! Прости!.. Все мое зло прости! Котя! Котя! Прости меня!.. Не умирай только!.. Котя! Котя! Ты мой спаситель!.. Живи… прости… Котя!.. Котя!..
И Гога Владин залился слезами около безжизненно распростертого Коти. Его отвели от него насильно.
Потом рабочие
Глава LVIII
Он при смерти
Все двадцать человек сидели притихшие и безмолвные. Уже трое суток прошло с той минуты, как бесчувственного Котю принесли в лазаретную комнату пансиона, а мальчик все еще не приходил в себя. Два доктора поселились в Дубках и по просьбе директора не отходили от постели больного.
Страшный удар о ствол дерева потряс все существо бедного мальчика и разразился сильнейшим воспалением мозга, грозившим смертельным исходом. Больной то открывал глаза и безумным взором окидывал окружающее, то снова впадал в странное оцепенение или кричал на весь дом:
– Бык!.. Опять бык!.. Он схватил Гогу!.. Надо отнять!.. Иду… Иду!.. Да не держите же меня… Пустите, пустите!..
И со страшной силой мальчик вскакивал с постели. Котю подхватывали, укладывали снова и поливали его голову холодной водой. Это помогало немного, и Котя успокаивался на время.
Так прошла целая неделя. На восьмой день его положение стало особенно плохим. Всю ночь доктора поочередно дежурили у его постели.
Добряк Макака не отходил от него ни на шаг. Маленький белокурый мальчик, и без того любимый им, стал ему вдвое дороже после самоотверженного геройского поступка. Со слезами на глазах Александр Васильевич умолял докторов спасти маленького героя.
Восьмая ночь была мучительнейшей для больного. Доктора только покачивали головами на все просьбы и мольбы директора спасти мальчика. Тогда Александр Васильевич понял грозящую его маленькому любимцу опасность. Он бросился в классную комнату, где сидели мальчики, тихие, безмолвные, убитые горем.
– Дети! Он при смерти! Молитесь за него! – едва нашел в себе силы произнести директор и, зарыдав, как ребенок, выбежал от них.
Ответное рыдание, всхлипывание и вопли понеслись за ним вдогонку. Мальчики были неутешны. Несколько минут только и слышались эти мучительные звуки безысходного детского горя.
И вдруг чей-то дрожащий голос покрыл детский плач:
– Тише! Вы можете потревожить его… Он умирает… Слезами не поможете все равно… Надо молиться… Хорошо, от души помолиться… Понимаете вы?… Пойдем все в часовенку, что около дороги, и будем просить Бога, чтобы… чтобы…
Алек не докончил своей фразы и сам зарыдал неутешно.
Глава LIX
В часовне
Неслышной толпой пробирались мальчики по аллее сада к самому концу его, где была калитка, выходящая на большую дорогу. Здесь стояла небольшая часовенка, выстроенная господином Макаровым в год смерти родителей Жени и Маруси. Там ежегодно служилась панихида по ним.
Когда бедные рыцари прошмыгнули через калитку и, пройдя шагов пять, очутились в часовне, таинственная тишина маленького храма странно подействовала на них. Они почувствовали себя такими крошечными и ничтожными в сравнении с Тем Великим и Могучим, кто незримо присутствовал здесь, среди них, и милостиво смотрел на них с образа Спасителя кроткими очами…