Том 20. Дом шалунов
Шрифт:
– Многое, – коротко ответил Алек тем же тоном, – там лежат корзины со всякой рухлядью, ящики с хламом и сундук с нашими святочными костюмами [26] . Больше ничего!
– Больше ничего! – ответили мальчики и разом замолкли, потому что уже были на чердаке, где Алек быстрой рукой зажег вынутый из кармана свечной огарок.
Глава LIII
Маленький пленник и его мучитель
Михей и Котя шли густым темным лесом. Кудлашка уныло плелась за ними. Черная ночь покрыла чащу своим таинственным покровом. Но у Михея
26
Во время Святок (святые дни, от праздника Рождества Христова до праздника Крещения) было принято устраивать гулянья с плясками и переодеванием (ряжением).
– Не могу дальше идти, – прошептали его трепещущие губы… – Дай мне передохнуть маленько!
– Еще чего! Ишь ведь барин какой! – грубым голосом закричал Михей. – Не велишь ли еще заночевать в лесу? Нет, братец ты мой, дудки это! Небось, здесь сейчас нечисть всякая водится. И лесовик, не к ночи будь сказано, и русалки, и все такое… Заведут в чащу и замучат. И поминай, как звали крещеную душу. Говорят тебе, прибавь ходу, а не то!..
И прежде чем Котя мог опомниться, Михей со всей силы ударил его палкой, на которую опирался в пути.
Котя застонал от боли и обиды. Кудлашка, видя, что обижают ее хозяина, самым оглушительным образом залаяла и оскалила на Михея зубы. Михей ударил и ее. Собака завыла.
– Не смей обижать Кудлашку! Не смей! Бей меня, сколько хочешь! А ее не дозволю трогать! – вне себя закричал Котя и, взволнованный, дрожащий, со сверкающими глазенками, встал между Михеем и своим четвероногим другом.
– Ах, ты так!.. – зашипел мужик, с силой швырнул Котю на землю и занес над ним свою палку. – До смерти заколочу!
– У-у! У-у! У-у! – послышалось как раз в это время в кустах. Точно кто-то смеялся, аукал и стонал.
– Что это? Господи помилуй! – вырвалось из груди Михея, и, бледный как смерть, он уронил на землю палку.
– Га-га-га-га! – ответило ему что-то с противоположной стороны куста.
– Это мы! Это мы! Это мы, дядя Михей, за тобой пришли! – невнятно заулюлюкали, зазвенели в тот же миг разные голоса.
– О-о-ох! – стоном вырвалось из груди Михея. – Пропали мы с тобой, Миколка! Совсем пропали! Нечистая сила это!
И, поджав трясущиеся губы, он метнулся было в другую сторону от кустов.
– Не уйдешь! Не уйдешь! Не уйдешь! – загоготали снова из ближнего куста.
Михей схватился за голову, не зная, куда броситься, что предпринять. Котя был тоже сам не свой. Как и все деревенские дети, он верил в существование леших, чертей, ведьм и русалок, во всякого рода небылицы, выдуманные простыми, необразованными людьми…
Холодный пот выступил у мальчика при первых же звуках этого страшного хохота. Даже Кудлашка, и та была испугана. Она поджала хвост, тихо завыла и вдруг, стрелой кинувшись в кусты, исчезла там.
Трясущийся Михей схватил Котю за руку.
– Мы пропали, Миколка! Бежим, авось спасемся!.. Господи помилуй!.. Слышь, бежим!.. – беспорядочно ронял он слова заплетающимся от страха, одеревенелым языком.
Михей стрелой понесся по лесу.
И трясясь, как в лихорадке, закрестился и зашептал молитву чуть слышно:
– Да воскреснет Бог и да расточатся врази его [27] !
Хохот,
27
Да воскреснет Бог, и рассеются Его враги (старослав.).
Михей, позабыв и про Миколку, и про весь мир, кинулся со всех ног вперед по лесной тропинке.
Но вдруг кусты ожили. Страшные черные существа с хвостами и рожками выскочили оттуда и в один миг окружили Михея.
Котя замер от ужаса, хотя одно из рогатых существ шепнуло ему:
– Ты не бойся! Тебе мы ничего дурного не сделаем.
Глава LIV
Чертенята
При свете Михеева фонаря страшные маленькие рогатые существа с диким хохотом, визгом и улюлюканьем запрыгали, закружились, кривляясь и кувыркаясь, вокруг беглеца. Их черные рожи, их рога, хвосты и как-то по-змеиному извивающиеся фигуры наполняли новым ужасом суеверного Михея. Они накидывались на него, щекотали, щипали его, дули ему в уши, царапали ему руки, тормошили и всячески мучили его.
– Свят! Свят! Свят! Господь Саваоф! – шептал Михей и поминутно крестился, всеми силами стараясь избавиться от страшных чертенят. Но ему не помогали ни крест, ни молитва: чертенята не исчезали.
– Сейчас мы замучим тебя!
– Замучим! Да, да!
– И утащим в ад!
– И утащим! Утащим! – пищали они, кривляясь на разные лады, и дикая пляска вокруг Михея продолжалась без конца.
– Слушайте, родимые! – не своим голосом взмолился Михей. – Не губите душу христианскую! Отпустите меня!
Тогда самый высокий чертенок подскочил к Михею и захохотал ему прямо в ухо:
– Отпустим тебя, только клятву нам дай в этот лес ни ногой никогда, никогда! В это место забудь заходить!
– Слышу, родимые! За десять верст близко не подойду. Отпустите только!
– Клянешься?
– Жизнью своей клянусь! Пущай меня гром убьет на этом самом месте.
Высокий чертенок прогремел страшным голосом:
Не гром, не гром,А мы убьем.Если клятву забудешь,Себя погубишь…А теперь убегай,Да слов своих не забывай!А не то придем,В ад тебя унесем!Он так дико сверкал глазами на Михея, что тот как безумный вскочил на ноги и стрелой понесся по лесу, крича во все горло:
– Родимые, спасите! Голубчики, помогите! Смертушка пришла! Ой! Ой-ой-ой!
За ним вдогонку понеслись визг, свист, хлопки и улюлюканье чертенят. Потом все чертенята собрались в кучку около Коти, который как раз очнулся и сидел под деревом, обнимая мохнатую шею Кудлашки, снова оказавшейся возле него.
Вдогонку Михею неслись визг, свист, хлопки и улюлюканье чертенят.