Том 3. Менестрель. Поэмы

Северянин Игорь Васильевич

9

Уже воюет Эго с Кубо, И сонм крученых бурлюков Идет войной на Сологуба И символических божков. Уж партитуры жечь Сен-Санса — Задачи нео-декаданса, И с «современья корабля» Швырять того, строфой чьей я Веду роман, настала мода, И, если я и сам грешил В ту пору, бросить грех решил, И не тебе моя, хам, ода… Плету новатору венок, Точу разбойнику клинок.

10

Уж

ничегочат дурни-всёки [15] (Так, ни с того и ни с сего!) И вс чат тщетно ничевоки И это все — как ничего. С улыбкой далеко не детской Уже городит Городецкий Акмеистическую гиль, Адамя неуклюжий стиль. Уж возникает «цех поэтов» (Куда бездари, как не в цех!) Где учат этих, учат тех, Что можно жить без триолетов И без рондо, и без… стихов! — Но уж никак не без ослов!..

15

Две разновидности футуризма: «всёки» и «ничевоки». (Прим. автора.)

11

Глаза газели, ножки лани Так выразительны без слов, И Анну Павлову с Леньяни Поют Скальковский и Светлов. Кто зрил Кшесинскую Матильду, Кто Фелию Литвин — Брунгильду В своей душе отпечатлел, Завидный выпал тем удел. Сакцентив арию, Медея Дуэтит: «Ni jamais l`tendre… [16] » (Раз император Александр, В мечтах из Мравиной содея Любовницу для сына, нос Приял в том храме нот и поз).

16

«Никогда не слышать…» (фр.)

12

Уже теснит «Динору» «Tоска», И, жажде своего лица, Слегка звучит мой славный тезка — Сын знаменитого отца… [17] Уже «Любовь к трем апельсинам», Желая Карлу Гоцци сыном Достойным стать, смельчак-игрок, Почувствовав, сдает урок Сергей Прокофьев свой последний. Уже — скажи ему mersi — В огромном спросе Дебюсси. Артур Лурье вовлек нас в бредни, И на квартире Кульбина Трепещут «Сети» Кузмина…

17

Игорь Стравинский. (Прим. автора.)

13

А вот и сфера «нежной страсти», Цыганских песенок запас. Улыбка Вяльцевой (жанр Насти!) И Паниной непанин бас… Звезда счастливая Плевицкой И маг оркестра Кусевицкий, И (валерьянки дай, Феррейн!) Вы, авантюры Ольги Штейн. Процесс comtesse [18] O'Pypк-Тарновской Два стиля — comte'a Роникер И (до свиданья, хроникер Судебный!) ателье Мрозовской, Где знать на матовом стекле И Северянин в том числе!

18

Графиня (фр.)

14

В

тот день и гордый стал орабен, Когда в костре своих страстей Раздался в гулких залах Скрябин — Во фраке модном — Прометей. И пред «Поэмою Экстаза» Неувядающая ваза С тех пор поставлена. Огонь Антонов, тех цветов не тронь, Как тронул гения! И по льду Исканий жадная толпа Скользит (о, шаткая тропа!) К Евреинову, Мейерхольду И даже… к Карпову. Тихи, Евтихий, о тебе стихи…

15

А вот и Вагнер на престоле. И «Нибелунгово кольцо», В России тусклое дотоле, Бросает жар толпе в лицо. Но я описывать не стану, Как к «Парсифалю» и «Тристану» Под гром Ершова и Литвин, Спешат гурманы нот и вин… А вот и ты в фаворе, Римский, Великий эпик и чарун! Волнуют переплески струн Твоих, как день цветущий крымский, И я готов сто верст пешком Идти для встречи с «Петушком»…

16

А Бенуа? а Добужинский? А Бакст? а Сомов? а Серов? Утесы на низине финской, Огни нас греющих костров. И с ними ты, гремящий в прерьих Краях, универсальный Рерих, И офортисты (ecoutez)! [19] Рундальцов и старик Матэ. Вершина горных кряжей Врубель, Кем падший ангел уловим, Ты заплатил умом своим За Дерзость! Необъятна убыль С твоею смертью, и сама С тех пор Россия без ума…

19

Послушайте! (фр.)

17

Уж маска сдернута с Гапона, Уж пойман Бурцовым Азеф, И — к революции препона — Оскален вновь жандармский зев. Уже пята грядущих хамов, Врагов искусств, святынь и храмов, Порой слышна издалека, И горьковского босяка Удел для молодежи ярок (Получше драгоценность прячь!) Уж кается в записках врач, Уже скитальческий огарок Затеплен в молодых сердцах На трепет ужаса в отцах…

18

Неугомонный Пуришкевич Вздувал годами в Думе гам, И в «Русском слове» Дорошевич Рулил к заморским берегам… Друг именинниц и театров, Гиппопотам Амфитеатров, Большой любитель алых жал, Господ Обмановых рожал. И Витте делал миллионы На государственном вине, И пьяный луч блестел извне От императорской короны, И, под правительственный шик, Свой разум пропивал мужик.