Том 3. Менестрель. Поэмы

Северянин Игорь Васильевич

Она сказала: «Друг мой — скромность — Удел талантливых людей…» Он отвечал: «Но я огромность: Я выше всех в стране своей! Я это чувствую, я знаю… Я собираю звуки в стаю, И эта стая в свой полет Всех маловерных вовлечет. Чего же должен я стыдиться? Зачем талант мне умалять? Вы для меня — подруга, мать, Жена бесплотная, царица, — Все в свете, но… спросить Вас жаль: Вы слышали ли мой рояль?

11

Конечно,

нет. Так отчего же Про скромность говорите Вы? На пенье птички не похоже Жужжанье гордой тетивы! И я не птичка, — я охотник, Заботящийся беззаботник, И восторгаться для меня Собой — как Вам сиянье дня. Я оттого исполнен силы И вдохновенья, и мечты, Что сознаю себя. Кроты, Скопцы и выходцы могилы, Живые трупы, жалкий сброд, Понятно, это не поймет…

12

И не поняв, того осудит, Кто сознает в себе себя, Над силою глумиться будет. В великом мощи не любя, От зависти в негодованьи… Такое жалкое созданье Я презираю. Мне оно Отвратно. И еще одно Заметить Вам я должен: в наше «Санженистое» время, в век Кривляк и нравственных калек, Когда фальсификаты в чаши Священные налил наглец, С таланта истого венец

13

Стараясь на себя напялить, В век псевдо-умных дураков, Стремящихся умы ужалить, Художник должен быть таков, Как я: не скромничать (осилит Бездарь иначе!), должен вылит Быть как из стали — тверд и смел, В боях с рутиною умел, Не поддаваясь вздорной брани И не пьянея от похвал. Подъяв талант, как бурный вал, Он должен хлынуть через грани И все препятствия с пути Волною хлынувшей смести».

14

Он замолчал, разгоряченный, Потупился и как-то сник: Ведь Lugne с улыбкою смущенной Не поняла его язык… Был полон нежный взор укора. Она не выносила спора И прошептав: «Не правы Вы», — Пошла от Арки вдоль Невы За Эрмитаж, по Миллионной. Он молча шел за нею вслед И думал: «Сколько нужно лет, Чтоб в ней, наивной и влюбленной, Все предрассудки превозмочь?» Раскланялся, и вскоре — прочь.

15

Неведомые встали стены Меж ними с первой же поры, И вкралась боль в мечты Елены… Рубили где-то топоры Сады волшебные… И тяжко Стволы валились… Вяло кашка Чуть розовела у пенька… Присела на бревно Тоска В чепце и траурной мантилье… Цветы

поблекли, трепеща… Свернулись листики плюща… Познали птицы гнет бескрылья… Сияло солнце без тепла… И жизнь на животе ползла…

16

Любовь не терпит ссор и трений, Непониманья и обид. Но любит кто без преткновений? Кто из влюбленных не скорбит? И для любви порой не нужно, Чтоб люди рассуждали дружно. Напротив — часто легкий спор Живит наш утомленный взор, В нас бодрость новую вливая, И вслед за ссорою опять Нам нежно хочется обнять Того, чья радостность живая Способна в нас ответ будить: Без споров, право, скучно жить!

17

На рысаках отцовских серых, Под синей сеткой, в Главный штаб, Будя восторги в офицерах, Lugne едет с мужем. И Агап Роскошен в четырехугольной Зеленой бархатной-корольной! — Российской шапке кучерской… Молодцевато-щегольской Имея вид в кафтане ватном, Вплетясь в одну из невских лент, Он правит. Шапки позумент Блестит на солнце. На обратном Пути Lugne едет к Вейсу: там Ботинки, близкие мечтам!

18

Оттуда надо бы к княгине: Сегодня, кажется, среда, Когда жует кусочек дыни, Как дыня, скучная среда… Но как не хочется! А надо: Муж требует… — «Я очень рада», — Princesse [21] скрипит: «О, mon enfant! [22] » И пудру хвалит Houbigant, Браня L'Orsay'a и Piver'a, — «Не тот нюанс… vous comprenez? [23] » Про заграничное турне Рассказывает, и Ривьера Теряет весь свой колорит, Когда княгиня говорит…

21

Княгиня (фр.)

22

О, мое дитя! (фр.)

23

Вы понимаете? (фр.)

19

Парижскую надев ротонду, Укутанная в шеншиля, Вдруг вспоминает «Эсклармонду», В четверг идущую. Шаля, Как девочка, из бельэтажа Сбегает вниз все та же, та же, Какой была, — в начале строф Романа, — в зелени лугов! Торт захватив от Кочкурова, Она торопится домой И вдруг становится немой, И брови хмурятся сурово: Часы на Думе били пять, — И так легко ее понять…