Том 3. Очерки и рассказы 1888-1895
Шрифт:
Поднялись мы на гору, нащупали какую-то дорогу и понеслись.
Борею, очевидно, надоело ждать с надутыми щеками, и что-то зловещее уже начинало завывать вокруг нас, или, вернее, — где-то высоко-высоко над нами. Лес попался, весь опушенный инеем, и замелькали пред нами какие-то фантастические города, звон колокольный и фосфоричный, самосветящийся, полный фантазии и обмана блеск. Какие-то овраги и обвалы, и мы уже спускаемся куда-то в кручу. Холод начинает пронизывать, тот промозглый холод, когда намерзнешься до того, что и шуба не греет. Устал я и чувствую беспокойство, а Сашка-ямщик вдруг говорит:
— Что такое, и не запомню этого оврага. И страшенный какой!..
И вдруг, осадив тройку, он быстро, решительно говорит:
— Чур, чур меня! я на тебе, ты подо мной… — И
— Ах ты, семя проклятое, чего удумал!.. тпру!..
Он круто поворачивает назад лошадей, причем я даже не отдаю себе отчета, как мы не срываемся в ту бездну, где под нами чернеет лес, и успокоенно говорю:
— Ну, теперь выедем скоро…
Мы опять мчимся, и немного погодя я замечаю по сторонам все признаки большой дороги.
— Эх вы, соколики! — заливается беспечно Сашка-ямщик.
Теперь, очевидно, уж надо покрикивать на усталых лошадей.
Тем не менее мы подлетели к станции почти одновременно с поездом.
Я вылезаю из саней, а ямщик Сашка мне говорит с упреком:
— Посмотрите на лошадей!
Я смотрю на красавцев пегих; они точно в воде вымыты, и их тонкие, как струны, ноги дрожат.
— Нет таких лошадей и не будет! — говорит Сашка-ямщик и спокойно прибавляет: — водкой их теперь надо беспременно напоить…
Но меня и Сашка-ямщик интересует. Свет падает из окна, и я всматриваюсь в его лицо. Во-первых, он почти маленького роста, рябой и очень молод. Но умные серые глаза уверенны и смотрят твердо. Почему-то казался он мне в дороге верзилой, с громадным лицом, обросшим рыжей бородой. Я думал, что он мужик лет под сорок, привыкший ко всяким невзгодам.
— Ты женат? — спрашиваю его я.
— Нынче женился, — сниходительно ответил он мне.
— Лошади твои или отца?
— То-то, что отца! Станет ругать меня!.. Идти водки купить!.. Дай-ка мелких…
Я дал ему и мелких и крупных.
Но что ж это за страна и где она? — спросит нетерпеливый читатель, — где все условно, где лошади бегают, как поезда, а поезда, как лошади; где нечистая сила скромнее овечки и, напротив, чистая сила нажила себе свойства нечистой — стреляет в людей; где в людей стреляют, а диких зверей берегут; где зверям этим лучше живется, чем людям в их логовищах; где три четверти года люди ничего не делают, где каждому предопределен свой шаблон и вне его нет путей; где все связаны по рукам; где полусвободный труд так же не удовлетворяет назревшим потребностям, как и крепостной в свое время; где время ничего не стоит, где насыщаемость территории двенадцать человек на версту и где вторые этажи необитаемы; где ездят без дорог и всегда уверены, что попадут куда надо?
Страна эта на луне, это святочная фантазия, читатель!
В области биллионов и триллионов *
Praeterea censeo Carthaglnem delendam esse. [21]
— Если не делать эту узкую ленточку из дерна, которая тянется вдоль откоса, которая скорее вредна, чем полезна, это составит на версту?
21
Впрочем, я считаю, что Карфаген надо разрушить (лат.).
— Но ведь это пустяки…
— Погонная сажень по пяти копеек, с обеих сторон — десять. На версту дороги?
— Да ведь это пустяки…
— На версту дороги?
— Ну, 50 рублей.
— На 30 тысяч верст уже выстроенной?
— Ну, 1 500 000 рублей.
— На 120 тысяч верст, необходимых еще, чтоб удержать за собой хлебный рынок Европы?
— Ну, 6 000 000.
— Итого?
— Ну, 7 500 000.
— Через сто лет?
— Но, позвольте…
— Пятьдесят уже прошло со времени начала постройки, — через сто лет?
— Миллиард.
— Впрочем, я согласен с вами, что это пустяки… Перейдем к другому. Видите вы эту
— 12 миллионов.
— На 60 тысяч, долженствующих быть выстроенными?
— 48 миллионов.
— Итого?
— 60 миллионов.
— Через 100 лет?
— 8 000 000 000.
— На эти 8 миллиардов будет содержаться 75 тысяч семейств неизмеримо лучше остального населения* Остальные же, платя эти 8 миллиардов, будут жить еще хуже. Логично… Пойдем дальше. Куб каменной кладки в подпорных стенках стоит 60 рублей. В том же месте, хотя бы на Уфа-Златоустовской железной дороге, куб мостовых устоев стоит 200 рублей. Пусть говорят, что угодно, но факт тот, что по расчету стенка выдерживает требуемое мостовое давление и больше даже… Если принять стоимость каменных работ на версту дороги только 3000 рублей (на Уфа-Златоустовской 10 000 рублей), то переплата составит сумму в 2000 рублей. На 30 тысяч уже выстроенных составит?
— 60 миллионов.
— На 120 тысяч верст, имеющих выстроиться?
— 240 миллионов.
— Итого?
— 300 миллионов.
— Через сто лет?
— 40 000 000 000.
— 40 миллиардов на красоту, которой, как видите, даже не видно с поезда. Пустяки… Пойдем дальше. Каждая постройка новой дороги — явление весьма неожиданное, всегда спешное, создающее то, что называется железнодорожной горячкой. Результат этой горячки тот, что на первых порах от поднимающейся дороговизны жить нельзя в той местности, где строится дорога. Выигрывает ли государство от этого? Нет, конечно. Начав постройку постепенно, соразмерно с производительностью данной местности, пришлось бы, конечно, вести ее не два-три года, как теперь, а может быть, пять-шесть лет, но, начав в нескольких местах в тот же период времени благодаря дешевизне, государство имело бы на те же деньгинеизмеримо большее количество путей готовых. Такой способ сверх того дал бы возможность систематизировать дело, составить, как и подобает такому большому делу, общий, строго обдуманный государственный план — покрыть сетью железных дорог страну. Составились бы, может быть, железнодорожные округа с постоянной систематичной работой (вместо них, как хозяйственный агент — земство), исчезли бы сытые, самодовольные подрядчики, живущие за счет лени, тупости и неспособности; явилась бы могучая, организованная, всегда готовая помощь, в виде уже обдуманной работы, в годы народных голодовок. А что получилось бы от этой систематизации в денежном отношении, примерно можно сообразить из следующего. Куб земляных работ стоит в деревне 80 копеек, средняя железнодорожная цена 2 рубля 50 копеек и больше [22] . Куб каменной кладки 25 рублей в деревне, 200 рублей на железной дороге. Конная подвода в деревне 35 копеек, на железной дороге 1–1 рубль 50 копеек. Поденный в деревне 25–40 копеек, на железной дороге 75 копеек — 1 рубль. Будем скромны: возьмем, что только треть истраченных денег идет на перерасход за спех. Наши 30 тысяч верст стоят 3 миллиарда, третья часть — миллиард. На 120 тысяч, нам необходимых, еще лишних 4 миллиарда — итого 5 миллиардов. Через сто лет?
22
В Юго-Восточном обществе от Острогожска сданы работы по 3 рубля 20 копеек. Из них 70 тысяч кубов в меловых формациях, которые и обойдутся подрядчику в 3 рубля 20 копеек, а 600 тысяч мягкого грунта, который обойдется подрядчику в 1 рубль 20 копеек; доказательством тому хозяйственные работы на участке — инженера Венцеля Московско-Казанской дороги в 1891–1893 годах и хозяйственные общественные работы по постройке железной дороги в Рязанской губернии 1893 года. (Прим, Н.Г. Гарина-Михайловского.)