Том 3. Поэмы 1828-1834

Лермонтов Михаил Юрьевич

2

Горят аулы; нет у них защиты, Врагом сыны отечества разбиты, И зарево, как вечный метеор, Играя в облаках, пугает взор. Как хищный зверь, в смиренную обитель Врывается штыками победитель; Он убивает старцев и детей, Невинных дев и юных матерей Ласкает он кровавою рукою, Но жены гор не с женскою душою! За поцелуем вслед звучит кинжал, Отпрянул русский, — захрипел, — и пал! «Отмсти, товарищ!» — и в одно мгновенье (Достойное за смерть убийцы мщенье!) Простая сакля, веселя их взор, Горит, — черкесской вольности костер !..

3

В

ауле дальнем Росламбек угрюмый Сокрылся вновь, не ужасом объят; Но у него коварные есть думы, Им помешать теперь не может брат. Где ж Измаил? — безвестными горами Блуждает он, дерется с казаками, И, заманив полки их за собой, Пустыню усыпает их костями, И манит новых по дороге той. За ним устали русские гоняться, На крепости природные взбираться; Но отдохнуть черкесы не дают; То скроются, то снова нападут. Они, как тень, как дымное виденье, И далеко и близко в то ж мгновенье.

4

Но в бурях битв не думал Измаил Сыскать самозабвенья и покоя. Не за отчизну, за друзей он мстил, — И не пленялся именем героя; Он ведал цену почестей и слов, Изобретенных только для глупцов! Недолгий жар погас! душой усталый, Его бы не желал он воскресить; И не родной аул, — родные скалы Решился он от русских защитить!

5

Садится день, одетый мглою, Как за прозрачной пеленою… Ни ветра на земле, ни туч На бледном своде! чуть приметно Орла на вышине бесцветной; Меж скал блуждая, желтый луч В пещеру дикую прокрался И гладкий череп озарил, И сам на жителе могил Перед кончиной разыгрался, И по разбросанным костям, Травой поросшим, здесь и там Скользнул огнистой полосою, Дивясь их вечному покою. Но прежде встретил он двоих Недвижных также, — но живых… И, как немые жертвы гроба, Они беспечны были оба!

6

Один… так точно! — Измаил! Безвестной думой угнетаем, Он солнце тусклое следил, Как мы нередко провождаем Гостей докучливых; на нем Черкесский панцырь и шелом, И пятна крови омрачали Местами блеск военной стали. Младую голову Селим Вождю склоняет на колени; Он всюду следует за ним, Хранительной подобно тени; Никто ни ропота, ни пени Не слышал на его устах… Боится он или устанет, На Измаила только взглянет — И весел труд ему и страх!

7

Он спит, — и длинные ресницы Закрыли очи под собой; В ланитах кровь, как у девицы, Играет розовой струей; И на кольчуге боевой Ему не жестко. С сожаленьем На эти нежные черты Взирает витязь, и мечты Его исполнены мученьем: «Так светлой каплею роса, Оставя край свой, небеса, На лист увядший упадает; Блистая райским жемчугом, Она покоится на нем, И, беззаботная, не знает, Что скоро лист увядший тот Пожнет коса иль конь сомнет!»

8

С полуоткрытыми устами, Прохладой вечера дыша, Он спит; но мирная душа Взволнована! полусловами Онс кем-то говорит во сне! Услышал князь и удивился; К устам Селима в тишине Прилежным ухом он склонился: Быть может, через этот сон Его судьбу узнает он… «Ты мог забыть? — любви не нужно Одной лишь нежности наружной… Оставь же!» — сонный говорил. «Кого оставить?» — князь спросил. Селим умолк, но на мгновенье; Он

продолжал: «К чему сомненье? На всем лежит его презренье… Увы! что значат перед ним Простая дева иль Селим? Так будет вечно между нами… Зачем бесценными устами Он это имя освятил?» «Не я ль?» — подумал Измаил. И, погодя, он слышит снова: «Ужасно, боже! для детей Проклятие отца родного, Когда на склоне поздних дней Оставлен ими… но страшней Его слеза !..» Еще два слова Селим сказал, и слабый стон Вдруг поднял грудь, как стон прощанья, И улетел. — Из состраданья Князь прерывает тяжкий сон.

9

И вздрогнув юноша проснулся, Взглянул вокруг и улыбнулся, Когда он ясно увидал, Что на коленях друга спал. Но, покрасневши, сновиденье Пересказать стыдился он, Как будто бы лукавый сон Имел с судьбой его сношенье. Не отвечая на вопрос (Примета явная печали), Щипал он листья диких роз, И, наконец, две капли слез В очах склоненных заблистали; И, с быстротой отворотясь, Он слезы осушил рукою… Всё примечал, всё видел князь; Но не смутился он душою И приписал он простоте, Затеям детским слезы те. Конечно, сам давно не знал он Печалей сладостных любви? И сам давно не предавал он Слезам страдания свои?

10

Не знаю !..но в других он чувства Судить отвык уж по своим. Не раз, личиною искусства, Слезой и сердцем ледяным, Когда обманов сам чуждался, Обманут был он; — и боялся Он верить, только потому, Что верил некогда всему! И презирал он этот мир ничтожный, Где жизнь — измен взаимных вечный ряд; Где радость и печаль — всё призрак ложный! Где память о добре и зле — всё яд! Где льстит нам зло, но более тревожит; Где сердца утешать добро не может; И где они, покорствуя страстям, Раскаянье одно приносят нам…

11

Селим встает, на гору всходит. Сребристый стелется ковыль Вокруг пещеры; сумрак бродит Вдали… вот топот! вот и пыль, Желтея, поднялась в лощине! И крик черкесов по заре Гудит, теряяся в пустыне! Селим всё слышал на горе; Стремглав, в пещеру он вбегает: «Они! они!» он восклицает, И князя нежною рукой Влечет он быстро за собой. Вот первый всадник показался; Он, мнилось, из земли рождался, Когда въезжал на холм крутой; За ним другой, еще другой, И вереницею тянулись Они по узкому пути: Там, если б два коня столкнулись, Назад бы оба не вернулись И не могли б вперед идти.

12

Толпа джигитов [16] удалая, Перед горой остановясь, С коней измученных слезая, Шумит. — Но к ним подходит князь, И всё утихло! уваженье В их выразительных чертах; Но уважение — не страх; Не власть его основа — мненье! «Какие вести?» — Русский стан Пришел к Осаевскому Полю, Им льстит и бедность наших стран! Их много! — «Кто не любит волю?» Молчат. — «Так дайте ж отдохнуть Своим коням; с зарею в путь. В бою мы ради лечь костями; Чего <же> лучшего нам ждать? Но в цвете жизни умирать… Селим, ты не поедешь с нами !..»

16

Наездники . (Примечание Лермонтова).