Том 3. Поэмы 1828-1834

Лермонтов Михаил Юрьевич

XI

Утихло всё: лишь изредка Услышишь выстрел за горою; Редко видно казака, ^* Несущегося прямо к бою, И в стане русском уж покой. Спасен и град, и над рекой Маяк блестит, и сторож бродит; В окружность быстрым оком смотрит; И на плече ружье несет. Лишь только слышно: ктоидет, Лишь громко слушайраздается; Лишь только редко пронесется Лихой казак чрез русский стан. Лишь редко крикнет черный вран Голодный, трупы пожирая; Лишь изредка мелькнет, блистая, Огонь в палатке у солдат. И редко чуть блеснет булат, Заржавый от

крови в сраженьи, Иль крикнет вдруг в уединеньи Близ стана русский часовой; Везде господствует покой.

Кавказский пленник ^*

Часть первая

Geniesse und leide! Dulde und entbehre! Liebe, hoff' und glaube!

Conz. [1]

I

В большом ауле, под горою, Близ саклей дымных и простых, Черкесы позднею порою Сидят — о конях удалых Заводят речь, о метких стрелах, О разоренныхими селах; И с ними как дрался казак, И как на русских нападали, Как их пленили, побеждали. Курят беспечно свой табак, И дым, виясь, летит над ними, Иль, стукнув шашками своими, Песнь горцев громко запоют. Иные на коней садятся, Но перед тем как расставаться, Друг другу руку подают.

1

Наслаждайся и страдай! Терпи и довольствуйся! Люби, надейся и верь!

II

Меж тем черкешенки младые Взбегают на горы крутые И в темну даль глядят — но пыль Лежит спокойно по дороге; И не шелохнется ковыль, Не слышно шума, ни тревоги. Там Терек издали крутит, Меж скал пустынных протекает И пеной зыбкой орошает Высокий берег; лес молчит; Лишь изредка олень пугливый Через пустыню пробежит; Или коней табун игривый Молчанье дола возмутит.

III

Лежал ковер цветов узорный По той горе и по холмам; Внизу сверкал поток нагорный И тек струисто по кремням… Черкешенки к нему сбежались, Водою чистой умывались. Со смехом младости простым На дно прозрачное иные Бросали кольца дорогие; И к волосам своим густым Цветы весенние вплетали; Гляделися в зерцало вод, И лица их в нем трепетали. Сплетаясь в тихий хоровод, Восточны песни напевали; И близ аула под горой Сидели резвою толпой; И звуки песни произвольной Ущелья вторили невольно.

IV

Последний солнца луч златой На льдах сребристых догорает, И Эльборус своей главой Его, как туча, закрывает. Уж раздалось мычанье стад И ржанье табунов веселых; Они с полей идут назад… Но что за звук цепей тяжелых? Зачем печаль сих пастухов? Увы! то пленники младые, Утратив годы золотые, В пустыне гор, в глуши лесов, Близ Терека пасут уныло Черкесов тучные стада, Воспоминая то, что было, И что не будет никогда! Как счастье тщетно их ласкало, Как оставляло наконец, И как оно мечтою стало !.. И нет к ним жалостных сердец! Они в цепях, они рабами! Сливалось всё как в мутном сне, Души не чувствуя, оне Уж видят гроб перед очами. Несчастные! в чужом краю! Исчезли сердца упованьи; В одних слезах, в одном страданьи Отраду зрят они свою.

V

Надежды нет им возвратиться; Но сердце поневоле мчится В родимый край. — Они душой Тонули в думе роковой. Но пыль взвивалась

над холмами От стад и борзых табунов; Они усталыми шагами Идут домой. — Лай верных псов Не раздавался вкруг аула; Природа шумная уснула; Лишь слышен дев издалека Напев унылый. — Вторят горы, И нежен он, как птичек хоры, Как шум приветный ручейка:

Песня

1

Как сильной грозою Сосну вдруг согнет; Пронзенный стрелою, Как лев заревет; Так русский средь бою Пред нашим падет; И смелой рукою Чеченец возьмет Броню золотую И саблю стальную, И в горы уйдет.

2

Ни конь оживленный Военной трубой, Ни варвар смятенный Внезапной борьбой, Страшней не трепещет, Когда вдруг заблещет Кинжал роковой. Внимали пленники уныло Печальной песни сей для них. И сердце в грусти страшно ныло… Ведут черкесы к сакле их; И, привязавши у забора, Ушли. — Меж них огонь трещит; Но не смыкает сон их взора, Не могут горесть дня забыть.

VI

Льет месяц томное сиянье. Черкесы храбрые не спят; У них шумливое собранье: На русских нападать хотят. Вокруг оседланные кони; Серебряные блещут брони; На каждом лук, кинжал, колчан И шашка на ремнях наборных, Два пистолета и аркан, Ружье; и в бурках, в шапках черных К набегу стар и млад готов, И слышен топот табунов. Вдруг пыль взвилася над горами, И слышен стук издалека; Черкесы смотрят: меж кустами Гирея видно, ездока!

VII

Он понуждал рукой могучей Коня, приталкивал ногой, И влек за ним аркан летучий Младого пленника <с> собой. Гирей приближился — веревкой Был связан русский, чуть живой. Черкес спрыгнул, — рукою ловкой Разрезывал канат; — но он Лежал на камне — смертный сон Летал над юной головою… Черкесы скачут уж — как раз Сокрылись за горой крутою; Уроком бьет полночный час.

VIII

От смерти лишь из сожаленья Младого русского спасли; Его к товарищам снесли. Забывши про свои мученья, Они, не отступая прочь, Сидели близ него всю ночь… И бледный лик, в крови омытый, Горел в щеках — он чуть дышал, И смертным холодом облитый, Протягшись на траве лежал.

IX

Уж полдень, прямо над аулом, На светлосиней высоте, Сиял в обычной красоте. Сливалися с протяжным гулом Стадов черкесских — по холмам Дыханье ветерков проворных И ропот ручейков нагорных И пенье птичек по кустам. Хребта Кавказского вершины Пронзали синеву небес, И оперял дремучий лес Его зубчатые стремнины Обложен степенями гор Расцвел узорчатый ковер; Там под столетними дубами, В тени, окованный цепями, Лежал наш пленник на траве. В слезах склонясь к младой главе, Товарищи его несчастья Водой старались оживить (Но ах! утраченного счастья Никто не мог уж возвратить). Вот он вздохнувши приподнялся, И взор его уж открывался! Вот он взглянул !..затрепетал. ...Он с незабытыми друзьями! — Он, вспыхнув, загремел цепями. Ужасный звук всё, всё сказал !!. Несчастный залился слезами, На грудь к товарищам упал, И горько плакал и рыдал.