Том 3. Произведения 1852-1856 гг

Толстой Лев Николаевич

* № 5 (I ред.).

Въ аул не видно ни души; только кое-гд, около заборовъ убгаютъ испуганные птухи и куры, ишаки (ослы), собаки. На луж подъ горой спокойно плаваютъ утки, не принимая никакого участія въ общемъ бдствіи. Не даромъ виднлись ночью огни и выскакывалъ оборванный Джемми, махалъ палкой съ зажженой соломой и кричалъ во все горло. – Чеченцы еще ночью выбрались изъ аула, увели своихъ женъ и дтей и вытаскали все свое добро – ковры, перины, кумганы, скотину, оружіе – подъ кручь, къ которой не подойдутъ Русскіе, потому что изъ подъ подрыва много выставится заряженныхъ винтовокъ. —

Опять не удалось намъ съ храбрымъ полковникомъ показать своей удали: не кого ни бить, ни рубить. Только изъ за заборовъ изрдка летаютъ пули; но и это не его дло; къ заборамъ послана пхотная цпь. – Я пришелъ въ себя отъ воинственнаго восторга

только тогда, когда мы остановились. Въ то время какъ мы неслись, я ничего-бы не побоялся и, кажется, былъ способенъ изъ своей руки убить человка; но теперь я испытывалъ, стоя на мст безъ всякаго дла, совсмъ другое чувство. Пули, которыя летали безпрестанно мимо меня и изрдка попадали въ лошадей и солдатъ, производили на меня самое непріятное впечатлніе. Меня успокоивала только та мысль, что, врно, Чеченцы не цлятъ въ меня. – Я сравнивалъ себя – въ штатскомъ платьи между солдатами – съ рдкой птицей, которая вылетаетъ изъ подъ ногъ охотника, когда онъ ищетъ дичи. Только любитель рдкостей можетъ пожелать убить эту птицу; но, можетъ быть, и между Чеченцами найдется любитель рдкостей, оригиналъ, который вмсто того, чтобы съ пользой пустить свой зарядъ въ солдата, захочетъ подстрлить – для штуки – имянно меня. —

Генералъ въхалъ въ аулъ; цпи тотчасъ-же усилили, отодвинули, и пули перестали летать. —

«Ну что-жъ, полковникъ», сказалъ онъ, пускай ихъ жгутъ и грабютъ; я вижу, что имъ ужасно хочется», сказалъ онъ, улыбаясь. —

Голосъ и выраженіе его были точно такіе-же, съ которыми онъ у себя на бал приказалъ-бы накрывать на столъ; только слова другія. – Вы не поврите, какъ эфектенъ этотъ контрастъ небрежности и простоты съ воинственной обстановкой. —

Драгуны, козаки и пхота разсыпались по аулу. – Тамъ рушится крыша, выламываютъ дверь, тутъ загарается заборъ, сакля, стогъ сна, и дымъ разстилаетъ по свжему утреннему воздуху; вотъ козакъ тащитъ куль муки, кукурузы, солдатъ – коверъ и двухъ курицъ, другой – тазъ и кумганъ съ молокомъ, третій навьючилъ ишака всякимъ добромъ; вотъ ведутъ почти голаго испуганнаго дряхлаго старика Чеченца, который не усплъ убжать. – Аулъ стоялъ на косогор, выше него, саженяхъ въ 10, начинался густый [?] лсъ, а за лсомъ обрывъ, про который я говорилъ. Я выхалъ на гору, откуда весь аулъ и кипвшее въ немъ и шумвшее войско и начинавшійся пожаръ видны были, какъ на ладонк. Капитанъ подъхалъ ко мн, мы спокойно разговаривали и шутили, посматривая на разрушеніе трудовъ столькихъ людей. Вдругъ насъ поразилъ крикъ, похожій на гиканіе, но боле поразительный и звонкій; мы оглянулись. Саженяхъ въ 30 отъ насъ бжала изъ аула къ обрыву женщина съ мшкомъ и ребенкомъ на рукахъ. Лицо ея и голова были закрыты блымъ платкомъ, но по складкамъ синей рубашки было замтно, что она еще молода. Она бжала съ неестественной быстротой и, поднявъ руку надъ головой, кричала. Вслдъ за ней еще быстре бжало нсколько пхотныхъ солдатъ. Одинъ молодой Карабинеръ⁸⁶ въ одной рубашк съ ружьемъ въ рук обогналъ всхъ и почти догонялъ ее. – Его, должно быть, соблазнялъ мшокъ съ деньгами, который она несла. —

«Ахъ, канальи, вдь они ее убьютъ», сказалъ канитанъ, ударилъ плетью по лошади и поскакалъ къ солдату. «Не трогай ее!» закричалъ онъ. Но въ то-же самое время прыткій солдатъ добжалъ до женщины, схватился за мшокъ, но она не выпустила его изъ рукъ. Солдатъ схватилъ ружье обими руками и изъ всхъ силъ ударилъ женщину въ спину. Она упала, на рубашк показалась кровь, и ребенокъ закричалъ. – Капитанъ бросилъ на землю папаху, молча схватилъ солдата за волосы и началъ бить его такъ, что я думалъ, – онъ убьетъ его; потомъ подошелъ къ женщин, повернулъ ее и когда увидалъ заплаканное лицо гологоловаго ребенка и прелестное блдное лицо 18-ти лтней женщины, изо рта котораго текла кровь, бросился бжать къ своей лошади, слъ верхомъ и поскакалъ прочь. Я видлъ, что на глазахъ его были слезы. —

⁸⁷ Карабинеръ, зачмъ ты это сдлалъ? Я видлъ, какъ ты глупо улыбался, когда капитанъ билъ тебя по щекамъ. Ты недоумвалъ, хорошо-ли ты сдлалъ или нтъ; ты думалъ, что капитанъ бьетъ тебя такъ по нраву, ты надялся на подтвержденіе твоихъ товарищей. – Я знаю тебя. – Когда ты вернешься въ Штабъ и усядешься въ швальню, скрестивъ ноги, ты самодовольно улыбнешься, слушая разсказъ товарищей о своей удали, и прибавишь, можетъ быть, насмшку надъ капитаномъ, который билъ тебя. Но вспомни о солдатк Анись, которая держитъ постоялый дворъ въ Т. губерніи, о мальчишк – солдатскомъ сын –

Алешк, котораго ты оставилъ на рукахъ Анисьи и прощаясь съ которымъ ты засмялся, махнувъ рукою, для того только, чтобы не расплакаться. Что бы ты сказалъ, ежели-бы буяны-фабричные, усвшись за прилавкомъ, съ пьяна стали бы бранить твою хозяйку и потомъ бы ударили ее и мдной кружкой пустили-бы въ голову Алешки? – Какъ-бы это понравилось теб? – Можетъ быть, теб въ голову не можетъ войдти такое сравненіе; ты говоришь: «бусурмане». – Пускай бусурмане; но поврь мн, придетъ время, когда ты будешь дряхлый, убогій, отставный солдатъ, и конецъ твой ужъ будетъ близко. Анисья побжитъ за батюшкой. Батюшка придетъ, а теб ужъ подъ горло подступитъ, спроситъ, гршенъ-ли противъ 6-й заповди? «Гршенъ, батюшка», скажешь ты съ глубокимъ вздохомъ, въ душ твоей вдругъ проснется воспоминаніе о бусурманк, и въ воображеніи ясно нарисуется ужасная картинка: потухшіе глаза, тонкая струйка алой крови и глубокая рана въ спин подъ синей рубахой, мутные глаза съ невыразимымъ отчаяніемъ вперятся въ твои, гололобый дтенышъ съ ужасомъ будетъ указывать на тебя, и голосъ совсти не слышно, но внятно скажетъ теб страшное слово. – Что-то больно, больно ущемитъ тебя въ сердц, послднія и первыя слезы потекутъ по твоему кирпичному израненному лицу. Но ужъ поздно: не помогутъ и слезы раскаянія, холодъ смерти обниметъ [?] тебя. – Мн жалко тебя, карабинеръ.

Когда уже все было разрушено и уничтожено въ аул, Генералъ приказалъ приготовиться къ отступленію и похалъ впередъ. Опять тотъ-же порядокъ – цпи по сторонамъ, Генералъ съ улыбкой и свитой въ середин. Но непріятель усилился и дйствовалъ смле. Пули летали съ обихъ сторонъ. Однако Генералъ держалъ себя такъ, какъ долженъ держать начальникъ, подающій примръ мужества и храбрости. Онъ халъ съ п[олковникомъ] и небрежно разговаривалъ съ нимъ. Полковникъ былъ ни дать ни взять англичанинъ: кровный гндой, скаковый жеребецъ, англ[ійское] сдло съ необыкновенными стременами, ноги впередъ, припригивая, ботфорты, блыя панталоны, блый жилетъ, который виднъ изъ подъ разстегнутаго военнаго сертука, и куча брелоковъ, манжеты, воротнички, огромные рыжія бакенбарды; и во всемъ этомъ чистота необыкновенная. Словомъ – британецъ совершенный, особенно, ежели снять съ него военный сюртукъ и попаху. —

«Вы пойдете въ авангард, п[олковникъ]», сказалъ ему Генералъ, наклоняясь и съ любезной улыбкой. —

«Слушаю», сказалъ полковникъ, приставляя руку къ попах; и потом прибавилъ по-французски: «Вы меня обижаете, Генералъ – ни раза не дадите арьергарда. On dirait que vous me boudez».⁸⁸

– Вдь вы знаете, что К[нягиня] ни за что не проститъ мн, ежели вы будете ранены. Одно, чмъ я могу оправдаться, это тоже быть раненнымъ. —

– И точно, вы не бережете себя, Генералъ.

– Ежели меня убьютъ, то я увренъ, вы первый поднимете меня; и я васъ» —

Полковникъ съ сіяющей улыбкой наклонился и пробормоталъ что-то.

«Какіе милые рыцари», подумалъ я. Надо замтить, что такой любезный разговоръ происходилъ на ходу и подъ сильнымъ огнемъ непріятеля. Не далеко отъ насъ поранили нсколько солдатъ, и когда провозили однаго изъ нихъ, раненнаго въ шею и кричавшаго изъ всхъ силъ, и когда молодой подп[олковникъ?], который былъ въ свит Генерала, съ участіемъ взглянулъ на него и, обратившись къ другимъ, невольно вымолвилъ: какой ужасъ, Генералъ въ середин разговора взглянулъ на него такъ.

..... – Вот это мужество!

Прохавъ саженъ 200 и выхавъ изъ подъ непр[іятельскаго] огня, Генералъ слзъ съ лошади и вллъ готовить закуску. Офицеры сдлали тоже. А[дъютантъ] с глянцевитымъ лицомъ, нахмурившись, легъ въ сторон.

Онъ, казалось, думалъ: «вотъ, чортъ возьми, какъ еще убьютъ! Скверно!» Другіе обступили Генерала и съ большимъ участіемъ смотрли на приготовленіе для него въ спиртовой кастрюльки яичницы и битковъ; казалось, имъ очень нравилось, что Генералъ будетъ кушать. Желалъ-бы я знать тоже, какъ нравилась эта закуска войскамъ, отступающимъ сзади, и на которыя со всхъ сторонъ, какъ мухи на сахаръ, насдали Чеченцы.

Трескотня, прерываемая залпами орудій, и дымъ сзади были страшны.

– Кто въ аріергардной цпи? – спросилъ Генералъ.

– К[апитанъ] П. – , отвчалъ кто-то.

«C’est un tr`es bon diable»,⁸⁹ сказалъ Генералъ. – «Я его давно знаю – вотъ ужъ истинно рабочая лошадь: всегда ужъ, гд жарко, туда и его. Можете себе представить, онъ былъ старше меня въ 22 году, когда я пріхалъ на К[авказъ]». – Присутствующіе изъявили участіе, удивленіе и любопытство. —