Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая
Шрифт:
Принесение присяги началось как в собрании высших государственных учреждений, так и в церквах. Император ожидал в Зимнем дворце донесений о том, что происходит в казармах. В большинстве гвардейских полков присяга была принесена без значительных инцидентов. Но в Московском полку офицеры-заговорщики удержали солдат от присяги, уверяя их, что настоящий император Константин заключен в тюрьму, также как и великий князь Михаил. Они увлекли за собой половину полка с заряженными ружьями, с развернутым знаменем, зарубили бригадного генерала [56] и заняли позицию на Сенатской площади, около памятника Петра Великого, недалеко от Зимнего дворца. К ним присоединились отдельные военные и кое-кто из народа. Толпа кричала «Да здравствует Константин!» В этот момент у Николая под рукой была лишь рота Финляндского полка, пришедшая на смену караула во дворце, и знамя этого полка первое склонилось перед новым императором. Подходы ко дворцу были заняты многочисленной, но мирной толпой, из которой раздавались отдельные выкрики «Да здравствует Константин!» Толпа стояла, обнажив головы. Николай один приблизился к этой толпе, импонируя ей своим огромным ростом и стальным взглядом голубых глаз, и прочел манифест, вызвав этим бурю приветственных кликов. Затем он обнял стоявших вблизи и предложил всем разойтись по домам.
56
Были
Вскоре прибыл первый батальон преображенцев, затем Милорадович со многими генералами и офицерами. Милорадович, раскаиваясь в том, что почти не принял предосторожностей, направился к восставшему Московскому полку, стоявшему спиной к Сенату и окруженному кордоном стрелков. Он велел подать себе лошадь, пробился сквозь толпу и кордон стрелков, остановился в десяти шагах от полка и обратился к нему с речью. Внезапно раздался выстрел, и Милорадович упал на руки одного из своих адъютантов. Отставной поручик Каховский убил его выстрелом из пистолета. Таков был конец героя стольких битв, в которых он, подобно Мюрату, никогда не был ранен. Николай, очень взволнованный этим известием, сказал: «Ясно, что будут стрелять и в меня». Тем не менее он, в свою очередь, во главе роты преображенцев приблизился к мятежникам. Встретив по пути конную гвардию, он велел ей построиться на Сенатской площади. В этот момент подоспели, с тем чтобы присоединиться к мятежникам, флотские экипажи, увлеченные морскими лейтенантами Арбузовым и Николаем Бестужевым. Несколько офицеров, пытавшихся войти в переговоры с мятежниками, были обстреляны. Император тоже приблизился; его встретили криками «Да здравствует Константин! Да здравствует Конституция!» [57] и ружейными выстрелами. «Несчастные, — воскликнул он, — они хотят, чтобы пролилась кровь!»
57
Многие солдаты, по видимому, принимали «Конституцию» за жену Константина. (Это примечание французского автора дает еще одно подтверждение тому, что в основу рассказа о 14 декабря автор отчасти кладет официальную версию и официозные рассказы об этом деле. — Прим. ред.)
Великий князь Михаил, полковник Московского полка, бросился в казармы своего полка, где оставалась еще половина солдат, не решавшихся присоединиться к восставшим, но продолжавших верить в басню о заключении в тюрьму Константина и Михаила. Достаточно было солдатам увидеть Михаила, чтобы принести присягу. Михаил привел их на Сенатскую площадь, намереваясь «восстановить честь» полка и отнять у восставших полковое знамя. Вскоре к императору подошли новые силы: гвардейские саперы, кавалергарды, остатки Преображенского, Финляндского, Семеновского и Павловского полков и, наконец, пешая гвардейская артиллерия под командой генерала Сухозанета. Стало известно о присоединении к восставшим двух батальонов гвардейских гренадер. Они были увлечены своими офицерами и явились со знаменем. Одному из этих батальонов под предводительством поручика Панова удалось проникнуть во двор Зимнего дворца, где солдаты кричали «Мы за Константина!» — «В таком случае вот ваша дорога», — холодно сказал им Николай. Полковник Стюрлер, командир гвардейских гренадер, гнавшийся за своими солдатами, был смертельно ранен выстрелом из пистолета, произведенным опять-таки Каховским. Отпадение других воинских частей было приостановлено офицерами, Еерными Николаю. На Сенатской площади собрались: часть Московского полка и гвардейских гренадер с двумя знаменами, флотские экипажи, множество одиночек и гражданских заговорщиков — всего от 3000 до 4000 человек, голодных, полузамерзших, переступавших с ноги на ногу, без начальника, который бы ими командовал, уже деморализованных бездеятельностью.
Великий князь Михаил сделал было попытку поговорить с моряками, и был момент, когда Кюхельбекер нацелился в него из своего пистолета; затем пытались заговорить с солдатами оба митрополита, петербургский и киевский, Серафим и Евгений, голоса которых были заглушены барабанной дробью; наконец, сделал попытку император, но был опять встречен выстрелами.
На Адмиралтействе пробило 3 часа, а для Петербурга в декабре это почти ночь. Вопреки советам свиты император высказывал явное нежелание открывать огонь. Сухозанет, который не мог добиться от императора этого приказа, попытался тоже заговорить с мятежниками. «Принес ли ты нам конституцию?» — было их ответом, и пуля срезала плюмаж его шляпы. Тогда раздались четыре пушечных выстрела. Мятежники обратились в беспорядочное бегство. Они бежали по улицам, по набережным, по замерзшей Неве. Три других пушечных выстрела и несколько кавалерийских атак очистили Сенатскую площадь. Николай вернулся в свой дворец победителем. В общем число убитых не достигало трехсот человек [58] . Мятеж, вызванный офицерами, был бессознательным у солдат, которые искренно верили, что они сражаются за свою присягу. Этот мятеж был чисто военным: в нем не принимали участия ни высшие государственные учреждения, ни петербургское население, ни нация.
58
Убитых было гораздо больше. Но полиции было велено убрать поскорее трупы, и множество не только убитых, но и раненых было сброшено в проруби и полыньи Невы. — Прим. ред.
Вот к какой грустной неудаче привели восемь лет подготовки в тайных обществах, бахвальство офицеров, предлагавших совершить цареубийство, и планы конституции Никиты Муравьева, Рылеева и Пестеля. А между тем большинство этих офицеров-мятежников храбро сражались во время наполеоновских войн. Чего им нехватало — это вождя: Рылеев не был человеком действия; «диктатор» Трубецкой не показывался в течение целого дня. Со стороны власти — то же отсутствие благоразумия, та же растерянность. В самом начале Николай, имевший в своем распоряжении одну единственную роту, был весь во власти мятежных солдат и толпы. И если он остался в этот день победителем, то этим был обязан своему личному хладнокровию и своей императорской осанке.
Восстание на юге. Северные заговорщики не сумели даже связать своего выступления с выступлением на юге. В тот день, когда в Петербурге шло сражение, генерал Дибич по приказу Николая приступил к аресту Пестеля и двенадцати членов общества. Аресты вызвали беспорядки в трех центрах действия Южного общества: в гарнизонах Тульчина, Каменки, Василькова. Когда на юге узнали о событии 26 декабря в Петербурге, там стали возникать самые безумные и самые отчаянные планы. Поручик Поджио требовал от полковника, князя Волконского, чтобы тот поднял полк и повел его на Петербург, с тем чтобы там провозгласить республику. Поджио предлагал отправиться туда для убийства императора. Сергей Муравьев-Апостол хотел начать революцию с Польши, организовать убийство Константина в Варшаве. Однако и он сам и его брат Матвей, а также Михаил Бестужев и другие вожаки, за которыми
59
Одна из легенд, усердно распространявшихся в придворных сферах после 14 декабря. — Прим. ред.
Процесс декабристов. В Петербурге, где с вечера 26 декабря первые донесения полиции беспрерывно пополнялись новыми данными, Николай уже мог отдать себе отчет в причинах, вызвавших революцию. Вторая присяга, явившаяся для солдат решающей движущей силой, была для офицеров-заговорщиков лишь поводом и удобным случаем. В то время как солдаты из уважения к своей присяге и из-за ошибочно понятого чувства верности держали сторону Константина, офицеры стояли за конституцию, за республику. Разветвления заговора распространялись по всей России. Детали его стали постепенно выясняться. Число членов этой организации было велико, и среди них находились высшие офицеры, штаб-офицеры, генералы, флигель-адъютанты императора, самые громкие имена России, «князья-рюриковичи». К вечеру были арестованы лишь люди незначительные, а руководители, избеясав картечи, собрались у Рылеева в ожидании вестей с юга и из военных поселений (где, впрочем, ничего не произошло). «Диктатор» Трубецкой скрывался у графини де Лаваль, своей тещи, или у своего зятя Лебцельтерна, австрийского посла.
Вскоре были арестованы один за другим главные вожаки. Трубецкой, приведенный к Николаю, обезоружил его своим смирением, полнотой своих признаний, своими мольбами. Император с пренебрежением объявил Трубецкому, что дарует ему жизнь, и отправил его в крепость. При виде Каховского, убийцы Милорадовича, Николай не мог сдержать своей ярости: «Презренный, покрытый кровью нашего самого прославленного генерала!» Рылеев, гордый, скромный, не опускавший перед ним глаз, заинтересовал царя: «Какой интерес побуждал вас к действию?» — спросил он его. — «Интерес моей страны». — «Что было вашей целью?» — «Конституция, либеральное правление, общественные свободы». В течение нескольких дней царь по 6–7 часов в день допрашивал заключенных. Ввиду того что арестованные поступали массами как с севера, так и с юга, была создана большая следственная комиссия. Царь сам захотел руководить ею. Протоколы этой комиссии являются достоверным источником этой истории. Среди обвиняемых были некоторые, как Трубецкой, которые старались только умалить приписываемую им роль. Якубович и Каховский смело отрицали проекты цареубийства. Булатов покончил самоубийством в тюрьме. Александр Бестужев гордо держался перед судьями: «Я знал наперед, — говорил он, — что это предприятие не имело никаких шансов на успех; я знал также, что придется пожертвовать своей жизнью… Час жатвы наступит позже». Император сказал Бестужеву, что он мог бы его простить, если бы был уверен, что в будущем он найдет в нем верноподданного. «Э, государь! — ответил Бестужев, — вот это именно и есть то, на что мы жалуемся» вот почему мы устроили заговор. Величайшее злоупотребление как раз и заключается в том, что император может делать все, что он желает… Предоставьте свершиться правосудию».
11 июня работы комиссии были закончены. За 5 месяцев она допросила 240 заключенных и 3000 свидетелей. В числе 121 обвиняемого было 7 князей, 2 графа, 3 барона, 2 генерала, 23 полковника или подполковника. Они предстали перед Верховным судом в составе 80 членов от Государственного совета, Сената, святейшего Синода. Подсудимые допрашивались в течение нескольких недель. Все инкриминируемые поступки — были сведены судом к трем главным пунктам обвинения: 1) тайные общества и восстание вообще; 2) военный мятеж; 3) проекты цареубийства. 31 обвиняемый были приговорены к смерти через отсечение головы; 17 — к гражданской смерти и к пожизненным каторжным работам. Остальные наказания были: лишение прав дворянства, каторжные работы на срок, постоянная или временная ссылка в Сибирь, высылка разжалованных офицеров в полки простыми солдатами; для особой категории, в которую входили 5 человек (Рылеев, Каховский, Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин), — четвертование. Этим пятерым Николай заменил один вид казни другим — повешением. Все другие осужденные на смерть были помилованы. Почти все приговоры, кроме смертных, были снижены на одну или две категории.
Казни и ссылки. 25 июля на гласисе Петропавловской крепости совершилась казнь пяти осужденных к повешению. Эта казнь была необычной для России, так как смертная казнь была официально отменена при царице Елизавете. У подножия виселицы Рылеев произнес следующие слова: «Пыл моего политического рвения, любовь к родине могли ввести меня в заблуждение, но поскольку патриотизм был единственной побудительной силой наших действий — я ожидаю смерти без страха». Пестель сказал: «Я убежден в том, что рано или поздно Россия найдет в моей Русской правде средство против Есех зол; моя ошибка в том, что я хотел пожать раньше, чем посеял» [60] . Неловкость палачей привела к тому, что только Каховский и Пестель были повешены сразу. У трех остальных веревка соскользнула на капюшоны, которыми были прикрыты их головы; осужденные сорвались, и Бестужев при этом сломал себе обе ноги. У них на глазах снова начались приготовления к казни. Рылеев сказал: «Итак, будут говорить, что ничто мне не удалось, даже смерть». А Муравьев-Апостол произнес: «Проклятая страна, где не умеют ни составлять заговоры, ни судить, ни вешать». Прошло с четверть часа, прежде чем казнь была совершена.
60
Эти речи — апокриф, взятый из ходивших тогда слухов. Только слова Муравьева-Апостола, по видимому, имеют некоторое фактическое обоснование. — Прим. ред.