Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены
Шрифт:
Барышня Смерть(сосет красную сладкую воду; в губах ее соломинка золотистая, узкая). Мне дайте голову Олега, – мой милый, храбрый мальчик (Пьет и задумывается). Эй! Дайте лед! (Зевает). Эй! белые чары! К ужину, господа! (Медленно встает и уходит в дверь). Мне показалось, – там у дверей стоит этот мальчик.
Медленно снимает с соломинки чехол. И в белом вся бродит с хлыстом среди гостей. Укротительница среди своих зверей.
Барышня Смерть.
Кто там, кто там в этот час? Кто прильнул сюда, примчась?Дружок, отворите двери – вам ближе; а вы передайте мой хлыст – он там.
Так безумен и неистов, Кто стучится в темный выстав? На горящее окно Его бурей принесло?Голос. Эй! Отворите!
Барышня Смерть.
Он сюда стучит опять, Он сюда вошел, скользя. Нас всего… Четыре, пять… Он – тринадцатый, нельзя! Иль немой сказал: «Агу», Иль он молвил: «Не могу», Он вошел и стал под притолкой. Милый, милый, его вытолкай.Вошедший.
Эй! Торговка смертью! Я не читал про город Глупов, Но я вижу много бледных трупов. Они милы, они милы, В когтях смеющейся плутовки, Их губы – скорые винтовки, Но лица их – мелы, мелы.Они молчат, они умерли, как огонь, брошенный на снег, и лица их белы, как пятно мела на стене. Да, это харчевня мертвых гуляк. Вот куда я попал. Я также хочу быть сытым всем, чем здесь сыты эти белые, эти меловые у стен. Некоторые из них еще шевелятся: так мухи умирают на цветке – лениво и с неохотой.
Слушай! (Сгибая шашку). Я, тринадцатый, тоже хочу пива мертвых. Мне нравится моя греза.
Приходит сон: одни ложатся и шепчут «няня», другие – «братец» и что-то бормочут и ворчат.
Слушай! Я требую пива мертвых: его напились эти белые, эти меловые у стен. Струятся, как оплывшая свеча, их одежды, и у всех пол-ореха в руках.
Эй! Я приказываю!
Барышня Смерть. Слушаю, барин; да как же это сделать, стакана нет свободного?
Вошедший. Это не мое дело. Я приказал, я покупаю в харчевне мертвецов глоток кубка смерти.
Барышня Смерть. Ах ты, напасть какая! На рынок, что ли, пойти?
Вошедший. Ни снежинки совета и помощи.
Барышня Смерть. Уж очень ты подозрительный человек – вот что, верно говорю.
Вошедший. Да, или ты лишаешься права торговли смертью навсегда и повсюду.
Барышня Смерть. Вот какой строгий. (Надевает
Среди мертвецов некоторое оживление, и у некоторых за меловой маской – огонь живых. Они шевелятся концами бровей, рта.
Барышня Смерть(берет хлыст). Назад, проклятые! Назад, в смерть! (Щелкает хлыстом). На кого теперь их оставлю? Сидите смирно (Уходит).
Двенадцать, которые прилипли к стенам, как скамья мертвых, оживают; некоторые зажигают спички: «Позвольте прикурить» – «Благодарю вас». Другие сладко позевывают, потягиваясь: «Ох-хо-хо!»
Барышня Смерть. Нет дома соседки. А здесь все повскакали. Уйди ты! что надо? Еще зарубит.
Тринадцатый. У меня ни капли сострадания. Я весь из жестокости.
Барышня Смерть(перебегает к двенадцати и усаживает их). Сидите, ястребы! Голову я потеряла.
Тринадцатый. Я, тринадцатый, спрашиваю – голова пустая?
Барышня Смерть. Пустая, как стакан.
Тринадцатый. Вот и стакан для меня! Дай твою голову.
Барышня Смерть. Вот не соображу, что делать; будь полная, знала бы.
Тринадцатый. Идет? – Ставка на глупость смерти.
Барышня Смерть. Идет.
Тринадцатый. Ты стояла когда-то на доске среди умных изящных врачей, и проволока проходила кости и выходила в руку, в паутине, а череп покрыт надписями латыни. Ну?
Барышня Смерть (потупившись). Да. Нас было три на цепи.
Тринадцатый. Отвинти свой череп. Довольно! Чаша тринадцатого гостя. А вместо него возьми мой носовой платок. Он еще не очень грязен и надушен (разворачивает).
Барышня Смерть. Повелитель! Ты ужаснее, чем Разин. Хорошо. А нижнюю челюсть оставь мне. На что тебе она? (Закидывает косы и отвинчивает череп, передает ему). Не обессудь, родимой.
Тринадцатый (передает носовой платок). Не обессудь, родная.
Барышня Смерть. С носовым платком плохо видно. Сам налей себе. В черном бочонке, в черном твоя вода. Слушай! не обмани меня! Как женщина, когда ее ведут в застенок, обнимает ноги палача, так я обнимаю и целую твои. Я ослепла. Я не вижу. Мой череп у тебя, у силача.
Тринадцатый. В первый раз в жизни я очень тронут таким добросердечным раскаянием. Смерть валяется в ногах у меня.
Двенадцать посетителей. Ты не обманешь, но мы обманем; мы, невольники у стены, в глазах у которых скоро будет по государству червей, мы заклинаем: обмани!
Барышня Смерть. Я не увижу ни букашек, ни пира в харчевне: горе мне, я слепа, я обнимаю ноги – ты хотел, угрожал, требовал квас мертвых. Он в бочонке, а мой в голубом. Не перемешай их. Смотри: дочь могил – как березовый веник у твоих ног – молит и заклинает. А если ты маятник между «да» и «нет», – то имей сердце!