Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены

Хлебников Велимир

Папа (досадливо, <нрзб.> морщась). Да полно, пожалуйста, перестань, пожалуйста! Как ты не понимаешь…

Мама. А, ну тогда, когда хотите! как хотите!

Разворачивает белый с голубым горошком лоскуток ситцу и примеряет его. Потом встает и уходит. Слышно, как она проходит в коридор.

Мама. Верочка! может быть, сделаешь? сделай, пожалуйста!

Вера. Ну, мама…

Мама.

Ну ради меня… ну я прошу тебя: сделай… ну в последний раз.

Вера. Ну…

Мама. Ну больше не буду, ну не буду. (После некоторого молчания). Снесешь букет? ради меня! в последний раз, больше не буду…

<1904>

<Утренняя заря>^*

<Утренняя заря.> Ах, мне пора выйти, так как кончается ночь и небо не имеет зори.

Князь. Исполни свой девий долг, сияя зорей просыпающимся [рано на рассвете.]

Образ месяца. Ах, девушка, девушка… Забыл я про службу месяца и про ворог-день.

С<естра> Владимира. Вот я лягу и рассыплю волосы. Позднее же уйду в светлицу. А и мужьям прилично пировать до полдня!

Щука. Не имеем мы облика человечьего, а умеем говорить по-человечьи. Отче Водяной! Вот ты принес на себе озеро, а и меня с ним. А и слышно: едет Ярыня на белом коне… Но грозит мне рыбак частой сетью. Привет Владимиру: он славен и в рыбах.

Птицы, цапли. Привет тебе, князюшко Владимир, ты славен и в зверях.

Рыбак. Красное Солнышко… С<лышим> мы – попа сюда… Позволь мне поднести улов.

Дует ветер, и озеро синеет [и рябит] по телу. Едет рыбак за сетью; подымает сети и, вынув судачков и лещей, кладет их в зипун, подобный году, полному прекрасных дней, и, кланяясь, подносит, белец волосами, Владимиру.

Не погнушайся, князь… отведай свежей рыбки. Над нами милостив Водяной. Но и он за княжьим столом? Батюшка-Водяной!

Водяной. Хо-хо-хо, дед, ты не забыл, как тебя тянули в воду?

Рыбак. Не забыл, батюшка, не забыл, властилец. А и вот тебе соболя.

Князь Владимир. Отведай, дед, брага здесь, мед.

Дед. А в старину и не так пивали… А и озеро не простое: его оставил конь Святогора, ступая.

Водяной. Славный дед! Он в первый раз пришел на озеро, когда пришла моя Негея. Она любила слушать песни чернокудря рыбака. Теперь он, как озеро зимой. Негея тоже уж не та.

Р<ыбак.> Вкусны меды, холимые во славу Владимиру, но еще вкусней вечер, распиваемый зорями и зеленым юношей с ними <вместе>.

Владимир. Пейте, други мои, что призадумались?

Дружина.

Не белый лебедь бьет крылом волну… Веселыня!

Ярыня! О, Веселыня!

Инок.

Опомнитесь! Опомнитесь, близко царствие Бога. Погаснет пусть бесчестья Веселыня. Владимир, князь полей родимых, Зачем поругана святыня?

Водяной. А и не ведаю, почему поругана святыня. Хоть я и бог, а и не знаю, чем худо пить зеленое вино. А и не худо о боге судить богу.

<1907–1908>

Хочу я^*

Долирь. Небини скинули, глянь, черно-синие тайилища и в плясьменах под дуду смехунно высотовую дерзача свершают красотинный ход до зари. Утриня с востоковатыми устами улыбенеет некаменно и властно простирает над землей вселенновую руку. Зоричи-небичи, благословен<ия> зоричи сыпятся с неба милебой неба с соннеющей землей – небовые красно-багряные цветы. О, небатая тонеба меня в нея! Небак, миреющий взором и златоволнач волосежом, стройнивец плечами и прямивец станом, берет днерокотную свирель. Утроч сквозь волны белизн и чернизн правит челн. Повсюду утрири. Утро.

Я. Милеба небского могача и небской силебы с земнатой хилебой не предвещает мне добренеющих зело дел. Зловый дождь, дождь зла, вижу, ожидает меня. Имея ум гибкий, как у божества, так как лишь точка божества я, как и всё живое, я нашел бы выход достойный и точный в удаче.

Ручьиня. Ощупывающий меня взором! Видун будь, надменник, этих глаз: некогда были громадны, как мир, будучи прошлым и будущим вселенной, и вселенничами были детские взоричи, будучи памятью у одного и надеждой у другого. И все были божичами. А ныне я меньше стрекозы, и лишь рыбаки пугаются моего тощего тела.

Мстить, мстить! О, мстенеющий замысел! Самоубийствоватые крылья слепи из дней прожитых и путиной небеснатой и чистой, желамец навин и жалимец всех, лети, лети! и, подобно щиту останавливая в себе и мешкотствуя полету вселенничей, ом<ст>еней бессрочно, – новый вид бессрочия, – брызга бессмертных хлябей, и делай то, что тебе подскажет нужда. Самотствуя, но инотствуя, станешь путиной, где безумствуют косяки страстеногих кобылиц, но, неся службу иной можбе, будешь волен пасть в пасть земных долин.

Всесущиня. Можебная страна велика, и кто узнал рубежи?

<1907–1908>

Происшествие в помещичьей усадьбе среднего достатка^*

Владыка сада. Горе! Вокруг темно. Хмурые хмары все заволокли и несть солнца. О, позовите, о, пусть придет сюда верный холоп!

Верный холоп. Здесь я, склонив седую голову раба, покорный.