Том 4. Произведения 1857-1865
Шрифт:
Живоедова. Оттого, видно, и стал он к просвещенью-то очень способен.
Баев. Такие, сударыня, были времена, что даже заверить трудно. Ивана-то Прокофьича папынька волостным писарем был, так нынче, кажется, и цари-то так не живут, как он жил. Бывало, по неделе и по две звериного образа не покинет, целые сутки пьян под лавкой лежит. Тутотка они и капиталу своему первоначало сделали, потому как и волость-то у них все одно как свои крепостные люди была… А Иван-от Прокофьич подрос, так тоже куда ворист паренек был; ну, папынька-то ихний, видемши их такую анбицию к деньгам,
Живоедова. Только уж ты ему не поминай лучше об них, Прохорыч.
Баев. А отчего бы, сударыня, не напомнить? Разве тут что зазорное есть? Кабы он в церковь божию не ходил или по постам скоромное ел — ну, это точно, что было бы зазорно, а то ведь это, сударыня, дело коммерческое, на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Сегодня он меня ушибет, завтра я его — так оно и идет кругом. (Вздыхает.)
Живоедова. Так-то так, Прохорыч, только вот что худо, что об душе-то он об своей на старости лет попечись не хочет; хоть бы нас, своих старых слуг, обеспечил, все бы греховная-то ноша полегче была. А то вот предстанет пред царя небесного, а он, батюшка, и спросит его: «На кого, мол, оставил ты Анну Петровну?» — а какой он ответ тогда даст? Вот что горько-то, Финагеюшка.
Баев. Справедливо, сударыня, справедливо.
Живоедова. А то вот все говорит: «Поживу еще», — да нелегкая понесла, об каком-то чине теперь хлопоты затеял — сколько тут еще денег посадит!.. Словно в гробу-то не все одно лежать, что потомственным гражданином, что надворным… только грех один!
Баев. И, матушка! поменьше-то еще лучше — вот я как скажу! Потому что там маленького-то на первое место посадят!
Живоедова. Ну, и детки тоже тащат: один Гаврюшенька чего стоит! В ту пору пожелал в гусары: насилу отчитали — хочу да хочу! А об Николае Павлыче и говорить нече — этот старика как есть доймя доит!
Слышен стук подъехавшего экипажа Ну, кажется, наши коршуны слетаться начинают!
Баев. Мне, видно, уйти, сударыня.
Живоедова. Ступай, Финагеюшка, да поговори же ты с ним, голубчик: так, знаешь, будто от себя, с простого ума.
Баев уходит.
Живоедоваи Понжперховский.
Понжперховский видный мужчина, в военном сюртуке; усы нафабрены и тщательно завиты, волосы на голове приглажены; очень вертляв и вообще занят собой; говорит с сильным акцентом.
Живоедова. Ах, это вы, Станислав Фаддеич, а я думала, что из наследников кто-нибудь.
Понжперховский (подходя к ее руке).А сердце разве уж не подсказывает вам… ничего не подсказывает?
Живоедова. Какое уж тут будет сердце, Станислав Фаддеич, когда три ночи сряду не спала. (Кричит.)Мавра!
Понжперховский. Что ж, разве очень уж плох?
Живоедова. Плох-то, плох, да что в этом толку! Ничего, говорит, еще поживу, Аннушка… вот поди ты с ним… Хошь бы уж помер, что ли, прости господи, все бы один конец!
Понжперховский. Нет, это уж боже упаси, Анна Петровна! Не сделавши распоряженья, ему умирать нельзя… (Подумав немного.)А на вашем бы месте я, знаете ли, что бы сделал?
Живоедова. Ну?
Понжперховский. Скажите, пожалуйста, капиталы у него как больше: наличными или в билетах?
Живоедова. Есть и наличными, а больше в билетах.
Понжперховский. Ну, а билеты как-с? именные или на неизвестного?
Живоедова. Неизвестные, кажется, больше… Да чтой-то, мне словно страшно, Станислав Фаддеич…
Понжперховский. Бесподобно-с. Так на вашем бы месте я, знаете ли, что бы сделал? Я бы, как начнет старик-то умирать, все бы эти безымянки к одному месту-с… Вот как надо действовать, моя милейшая Анна Петровна!.. а там, знаете (ласкаясь к ней),уехали бы ко мне в Понжперховку, я бы в отставку вышел, пошли бы у нас деточки… славно бы зажили!
Живоедова (задумчиво).Хорошо-то, уж как бы хорошо! Только как же ты его тут разберешь, умирает ли он или не умирает — вот он уж третий год словно все умирает… А второе дело, куда ж я билеты-то спрячу? ведь наследники-то поди по смерти обыскивать будут?
Понжперховский. Неужто вы на меня не надеетесь, Анна Петровна?.. матушка!
Живоедова. Да, надейся на вас! Только тебя и видели, покуда деньги в карман положить не успел! Кабы не моя к вам любовь, давно бы мне эти глупости-то оставить надо… (Махнув рукой.)Так, заел ты мой век!
Понжперховский. Так согласны-с?
Живоедова (в раздумье).Рада бы я радостью, да бросишь ты меня в ту пору — вот чего я боюсь! Ни Понжперховки, ни тебя тогда не увидишь!
Входит Маврас подносом, на котором поставлена водка и закуска. Лучше вот выпей да закуси!
Понжперховский. А вы подумайте, любезнейшая Анна Петровна!.. лучше же с предметом своим поделиться, нежели как если этому сиволапу Прокофью все достанется! (Наливая рюмку.)За ваше здоровье-с!
Живоедова. Да ты бы грибочков закусил: я сама отваривала — прислать, что ли?
Понжперховский. А это не худо-с… вот вы бы мне, ангел мой, тех рыжичков сообщили, которые за тремя замками заперты… дда-с!
Живоедова (вздыхая).Ох, уж и то не мало ты у меня их перетаскал, ненасытная ты душа… И куда только ты их тратишь — чай, все на любовниц?.. Как подумаю только об этом, так даже сама чувствую, как душа вся дрожит… изверг ты!