Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
— Ни один лопарь не будет жить в городе, — добавил Колян от себя.
— Почему?
— Лопарь не может без оленя, олень не может без ягеля, а ягель не растет в городе.
— А в зоопарке живут без ягеля. Ты сам видел, — напомнила Ксандра.
— Плохо живут, скоро умирают.
— Откуда знаешь? Ты ни с кем не разговаривал, — удивлялась и уже начинала сердиться Ксандра.
— Разговаривал. Сам олень сказал мне: «Скоро умру».
— Выдумываешь. Олени не умеют говорить.
— Глазами сказал. В глазах у него смерть.
— Ты
— Буду учиться там. Все — там, дома.
Колян был непобедим. Его перестали уговаривать, а взялись снаряжать в обратную дорогу, на трудную и убогую лапландскую жизнь. Этим горячо занимались все: и Ксандра, и Катерина Павловна, и Сергей Петрович. Накупили Коляну учебников за всю начальную школу, книг для чтения, всякой бумаги, карандашей, ручек, перьев, чернильных порошков, кроме того разного белья, мыла… Хозяйственное добро уложили в чемодан, а школьное — в ученический ранец. Потом все снялись у моментального фотографа.
Колян и Черная Кисточка уехали из Петрограда раньше Луговых: на холодный, бесхлебный лапландский север не было большого движения. Прощаясь с ними, Ксандра сильно плакала. В последнюю минуту сделала на «Путеводителе» надпись: «Не забывай нас!» — и отдала его, закапанный слезами, Коляну.
Катерина Павловна все наставляла:
— Учись, Коляш-Колянчик, учись, голубчик! У тебя светлая головка.
Сергей Петрович подарил ему на память свои гусли:
— Вот тебе и на грусть и на радость! Они всегда хороши.
Часть вторая
1
Железнодорожные вагоны еще делились на классы: первый, второй, третий. Колян ехал в третьем. Второй, тем более первый были не по карману ни ему, ни Луговым. Там ехали богатые. Сперва Колян еле втиснулся в плотно набитый общий вагон, а потом в пути нашлись добрые люди и дали ему место на полке. Было тесно, зато у окна. И Колян как прилип к окну, так и не отлипал от него, даже спал в том же положении.
Навстречу плыли зеленые равнины вперемежку с озерами и лесами. Везде были раскиданы кем-то камни-валуны. Дальше равнины пошли на нет, вместо них пучились горы. Озер, лесов, валунов стало больше.
Коляну вспоминались рассказы Ксандры и Катерины Павловны о древнем леднике, о стертых им горных вершинах, о разбросанных широко камнях, и эти рассказы становились все убедительней, все сильней теснили веру Коляна в окаменелых людей, зверей, духов.
Иногда он брал гусли и тихонько наигрывал. Под музыку складывалась песня:
Лапландия — красивая страна. Лапландия любимая моя. Другой Лапландии нигде не вижу. У ней глаза из голубых озер. На голове растет высокий лес. Внизу гуляют бойкие олени. ВверхуВ Хибинах, выйдя из вагона, Колян огляделся, нет ли кого знакомых, и заметил Авдона. И тот заметил его. Сошлись.
— Однако, ты скоро вернулся. Что так? — спросил Авдон.
— По тебе соскучился, — ответил Колян, посмеиваясь.
Даже глуповатый Авдон понял, что Колян отговаривается, скрывает правду. Колян не то чтобы скрывал — он не знал, как ответить. Бранить Петроград не хотел. Пораздумав в дороге, он решил, что в городе не всем тесно, плохо. Будь иначе — не набралось бы в него столько народу. И сам выглядеть наподобие грудного младенца — ишь какой тоскливый! — тоже не хотел.
С того момента, как Луговы решили уехать на Волгу, Колян зажил в растерянности: уехать с ними или остаться в Лапландии? Уехав в Петроград, он понял, что ему будет тяжко вне родины, а вернувшись домой, понял, что не сможет жить, как раньше, по-лопарски. Теперь ему было недостаточно пасти оленей, стрелять зверье да ловить рыбу, душа просила еще иного, а чего — и не знал толком.
Со станции прошли к Авдону, сели пить густой темный чай, вечно кипевший над костром.
— Где жить думаешь? — спросил Авдон.
Прежде чем ответить, Колян спросил:
— Где мои олени?
— Пустил гулять к морю.
Можно было не спрашивать: ведь на летнюю комариную пору оленям всегда давали волю.
— Ну, и я пойду за оленями, — сказал Колян.
— Зачем? Что будешь делать? — спросил Авдон.
— Ловить рыбу и есть.
— А еще?
— Проголодаюсь, снова наловлю рыбы и съем. Все лето, каждый день ловить и есть. Разве это не дело?!
— Хорошо, — сказал Авдон с завистью.
А Колян подумал: не дай бог! Раньше у него были отец, сестра, Ксандра, ее мать, доктор. Случалось, он желал себе одинокой, беззаботной жизни. А пришла она, где всего дела — кормить себя, и оказалась страшно пустой, глупой, тоскливой.
Говорить с Авдоном было не о чем, и Колян вскоре после чая ушел. Завернул в школу. Заведующий обрадовался ему:
— Молодец, вернулся. Чего тебе там, на Волге?.. Осенью приходи ко мне, снова будешь топить печки и учиться. Договорились? А пока что делать совсем нечего. Я скоро уеду отдыхать, на школу повешу замок.
«А пока что ходи мимо», — подумал грустно Колян и пошел разыскивать Спиридона. Солдат уехал в Мурманск сопровождать воинский эшелон.
Колян отыскал Крушенца, который на станционных путях сцеплял вагоны. Он совсем не обратил внимания на то, что Колян вернулся, будто и не ездил, а сразу, на миг оторвавшись от дела, спросил:
— Чего тебе?
— Так пришел, повидаться.
— Где работаешь?
— Пока нигде.
— Надо браться за дело, надо, надо! — и сам взялся прицеплять следующий вагон.