Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания
Шрифт:
— К вам?
— Ну да, к Калиновским.
— Да, это мы.
— Ну, так идемте. Лошади ждут.
Дети пошли за пареньком. За станцией стояла телега, запряженная двумя небольшими лошадками.
— Это ваши лошади?
— Наши. Ну, садитесь.
Адась умоляющим взглядом посмотрел на Зосю.
— Я на козлы, хорошо?..
— Ну садись, садись. Только осторожней!
Наконец, они вскарабкались, и парень причмокнул на лошадей. Они тронули. Телега начала подпрыгивать по ухабистой дороге.
Тут было удивительно хорошо. У Зоси немного кружилась голова. А еще надо было переправляться на пароме через реку. Она умирала от страха, что паром перевернется, что телега, лошади — все они упадут в воду, глубокую и бурливую. Все, однако, сошло благополучно. Паренек указал кнутовищем на холмы у реки.
— Вот мы и дома. Там, на краю, возле тех деревьев, наш дом. Уж бабушка, наверно, там смотрит, не едем ли мы. Она боялась, как бы вы не проехали станцию.
Деревня была небольшая. Вдоль дороги по обеим сторонам тянулись постройки, хаты, гладко крытые соломой. При каждом домике был садик.
— Вот и бабушка! Увидала нас издали.
Зося с волнением поцеловала морщинистую руку старушки. Бабушка Калиновская уголком платка вытирала слезы.
Сын Калиновской весело поздоровался с ребятами.
Он был румяный, коренастый и то и дело громко смеялся. Старушка Калиновская казалась рядом с ним еще меньше, чем была на самом деле.
Хорошо было у Калиновских. Дети скоро пошли спать, так как после всех впечатлений путешествия глаза у них слипались и они с трудом понимали, что им говорят.
А следующее утро началось золотыми бликами солнца на сосновом полу и воркованием голубей в голубятне под крышей. А потом уж все шло, как в сказке.
Франек показал им гнездышко в кустах. Они ловили рыбу удочкой. Не поймали, правда, ничего, но и просто сидеть на берегу реки было чудесно. Все, впрочем, было чудесно: белая ветреница в лесном мху, и подснежники над ручьем, и барашки на вербах, выпускавших уже листочки, и этот настоящий, «всамделишный» аист, сидевший на гнезде над гумном Калиновских.
— Так вы уже не вернетесь в город? — спросила Зося сына Калиновской, зная, что он ездил куда-то в далекие страны и работал в городе.
— Нет. Купил я себе хозяйство, привез мать. Зачем мне в город? Я всегда был крестьянином, и крестьянином мне лучше всего быть. Ох, как тоскует человек в городе по деревне, так тоскует, что беда! А уж нас, Калиновских, страшно тянет к земле.
Зося не удивлялась. Так хорошо было в деревне!
Быстро проходили дни. Адась загорел на весеннем солнце, порозовел. Он пас коров с деревенскими ребятами, научился деревенским песенкам. Хорошо ему было здесь!
Глава XIV
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Зося и Адась вернулись из деревни.
— Ой,
— Прежде… Прежде мы ведь не знали, как хорошо в деревне.
Действительно, двор был серый и унылый. В лучах весеннего солнца он казался еще более грязным и печальным, чем был на самом деле. Облупившиеся стены выглядели словно источенные червями. Еще сильнее чувствовался кухонный запах, долетавший из раскрытых на площадки дверей. Они вошли в темные сени. На них пахнуло сыростью и холодом.
Молча поднимались они наверх по скрипучим ступенькам. Анки еще не было дома. Им открыл обрадованный Игнась.
— Уже приехали! Почему же вы не написали? Я вышел бы на вокзал.
— Мы хотели устроить вам сюрприз, — ответила Зося, озираясь кругом, словно очутилась здесь в первый раз.
— Как тут все изменилось! — с удивлением заметил Адась.
Но на самом деле ничто не изменилось. Это была та же самая маленькая, тесная комнатка на чердаке, в которой они жили столько лет. Небольшое окошко, выходившее во двор, пропускало мало света.
Пол местами немного подгнил. Стены были грязные, в пятнах.
— Как здесь грустно! — сказала Зося.
Да, теперь все им тут казалось печальным. Ведь они увидали, что может быть иначе: что может теплый ветерок веять над зеленеющими полями, что может журчать и шуметь светлая вода реки, что в садике под окнами могут пробиваться из земли красные побеги пионов и листки ноготков, что в избе может пахнуть свежим хлебом и на белых, чистых стенах могут висеть картины.
— Ух, какие важные господа нашлись! — смеялся над ними Игнась. — Уехали на три недели, и уже им все не нравится.
— Совсем нет, Игнась, — объяснила ему Зося. — Только мы отвыкли — там все совсем по-другому.
— Ну, потом расскажете обо всем. Сейчас я вам приготовлю чай. Вы, наверно, проголодались. Сбегаю за хлебом, дома ничего нет.
— Не надо ходить. Мы привезли всякой всячины от Калиновских.
Зося развязала узелок и положила на стол круглый каравай черного хлеба, белый творожный сыр, фаянсовый горшочек, полный желтого масла, и пирог, последний праздничный пирог, который бабушка Калиновская припрятала на дорогу детям.
— А там что еще у тебя?
— Это для Анки! Бабушка Калиновская сама ткала. Это покрывало на кровать, а можно и на стол. Оно льняное.
Игнася не очень заинтересовала красивая ткань.
Его больше занимал хлеб, огромный ломоть которого он отрезал себе и намазал свежим маслом.
— Шикарно! Так это вы там все время объедались такими прелестями?
Зосе стало стыдно. В самом деле, все это время брат сидел здесь, в городе, и, наверное, тут были те же вечные нехватки и заботы, что и всегда.