Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Евсей. Еще летит туча целая!..
Щоев. Кто летит?
Евсей. Гуси, воробьи, журавли, а низом — петухи мчатся… Чайки какие-то!
Щоев. Боже мой, боже мой… За что ты оставил меня на этом посту?! Лучше б я перегибщиком бы и жил теперь на покое!
Опорных. Теперь всю рыбу слопают!.. Так как же быть-то, этта, руководящие?! Заготовлять из воды постную пищу иль попам оставить?
Евсей (к Опорных). Петя,
Щоев. Евсей! Думай ты ради бога что-нибудь определенное! Ты видишь, у меня сердце болит.
Евсей. А я уж все выдумал, Игнат Никанорович.
Щоев. Так доложи мне, возьми установку и делай.
Евсей. В Осоавиахиме артиллерийский кружок, Игнат Никанорович, находится, а в кружке пушка — разрешите, пульнуть по птичьему стаду!
Щоев. Ступай пальни!
Евсей и Клокотов уходят. Шум за сценой продолжается и переходит в птичьи крики.
Опорных. Игнат Никанорович! Зачем гнать птицу-то эту мимо? Мы б управились и птицу поймать и рыбу вытащить! Народ — как-то она? — работает охотно.
Щоев. Мало ли что! Пусть летает в другие районы — там тоже есть кому жрать! Что ты за эгоист такой — я прямо удивляюсь тебе?!
Опорных бурчит про себя чего-то.
Ну, ты что там еще! Забыл про мое единоначалие, беспринципщик, дьявол какой!.. Иди, Петя, на свою путину.
Опорных (уходя). Вот, этта, как-то ее… вот он стерва мужичок какой!
Щоев. Устал я чего-то… Трудно мне кормить до гробовой доски такое тяжкое население!..
Шум за сценой несколько рассеивается и слышен тихо. Входят Мюд и Алеша. Оба в птичьих перьях. У Мюд перья даже в волосах.
Мюд (Щоеву). Отчего ты важный такой?
Щоев. Я не важный — я ответственный. А вы что вернулись? Вы видите, на кооперацию животные напали?!
Алеша. Это ничто, товарищ Щоев. Пролетариату пища всегда подходяща. Мы втроем тыщу штук заготовили. Мы…
Щоев. Будет тебе мыкать-то: мы-мы!.. Куда б ты годился, если б я тебя не возглавил?
Мюд. Алеша, а где же тут партия и ударники?.. Мне здесь становится скучно!
Щоев (несколько задумчиво). Скука… Нежное, приличное чувство — в молодости от него трудности роста бывают…
За сценой что-то шипит, точно разгорается громадный огонь.
Алеша (Щоеву). Дядь, давай рационализацию выдумаем, а то у тебя ненаучно как-то все…
Шум за сценой превращается в рев и вдруг сходит на нет.
Щоев (задумчиво).
За сценой — продолжительный нарастающий рев, как от разгорающегося пламени. Маленькая пауза. Довольно тихий удар пушки. Задняя (считая от зрителя) стена учреждения медленно валится, ветер врывается в учреждение, тысячи птиц взлетают с крыши учреждения. Открывается районный ландшафт: две кооперативные лавки с приказчиками наружу; ворота с надписью «Парк культуры и отдыха», у этих ворот — очередь. Первый в очереди — Кузьма. Все это зрелище вначале застлано дымом. Дым рассеивается. Четыре крупные девушки-осоавиахимовки несут двое носилок в учреждение, проходя через поврежденную стену. На носилках — Евсей и Клокотов. Носилки ставятся на пол перед Щоевым. Евсей и Клокотов привстают и садятся в носилках.
Евсей. Пушка, Игнат Никанорович!..
Щоев. Ну что пушка?.. Ну пушка!
Евсей. Пушка, Игнат Никанорович, цельный час разгоралась, а потом стрельнула…
Щоев. Это хорошо, что стрельнула…
Клокотов. Она в нас стрельнула!
Евсей. Она в них бьет, Игнат Никанорович. У ней на дуле лозунг висит…
Щоев. А вы-то что: убитые или нет?
Евсей. Да нет, Игнат Никанорович, приходится жить еще! Что же поделаешь?
Щоев (на девушек). А девки эти кто?
Евсей. А для них это общественная работа, Игнат Никанорович. Они рады людей таскать.
Кольцевой почтальон (подбегает с сумкой к очереди людей у парка культуры и отдыха и говорит). Граждане, отдайте пакет кооперации — мне каждый шаг ведь дорог, а вы все равно на ногах.
Люди из очереди показывают на Кузьму. Кольцевой почтальон засовывает пакет Кузьме в какую-то прореху и экстренно мчится вдаль. Кузьма начинает шагать на кооперацию. Не теряя порядка очереди, люди также движутся на учреждение, во главе с Кузьмой.
Щоев (осоавиахимовкам). Слушайте меня, девки! Раз вы любите тяжести, то поднимите мне стенку учреждения, а то я все время вижу разные массы и рассеиваюсь!..
Одна из осоавиахимовок. Это можно, гражданин. Ты оттого и начальник, что никому невидим… Ты думаешь, мы дурочки, что ль?!
Вчетвером берут легко бревенчатую стену и ставят на место, загораживая учреждение от районного мира. Сами осоавиахимовки остаются уже вне учреждения.