Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
— Да?
— Да. Вас очень легко помирить.
— А по-моему — трудно.
— В чем же трудность?
— В том, мой дорогой, что он твердо решил жить вместе с Фиби.
— Он хочет, чтобы она жила с вами?
— Вот именно. Есть в нем какая-то мелочность, вечно он экономит… Наверное, в молодости привык, ему ведь приходилось нелегко, пока он не набрал силу. Я сказала, чтобы он давал Фиби по две тысячи в год, пусть снимает квартиру в Кенсингтоне или виллу в Борнмуте, а он — ни в какую.
— Практически — нет. Я человек покладистый.
— Завидую. Если меня довести, я царапаюсь и кусаюсь. Как затвердил: «Будем разумны», или там «Ты пойми, я не миллионер» — ну, не могу! Назвала его надутым чучелом… Да? Почему теперь ты горько фыркаешь?
— Ты выбрала неудачные слова. Где мрак, где горечь? Я мирно веселюсь. Так это, знаешь, мелодично и заразительно хихикаю. Смешно, когда люди фантазируют, как сказал бы Альберт Пизмарч, — и зря.
— Зря?
— Конечно.
— Твоими бы устами… А кто такой Пизмарч?
— Мой близкий друг. Рассказать о нем все — приключения на суше и на море, любимое блюдо, перспективы — сейчас не могу, слишком долго. К данному случаю относится лишь то, что он женится на Фиби.
— Что!
— Да, да, женится. По-видимому, ты хочешь вскричать: «Чтоб меня ангелы драли!»? Именно это восклицает он под воздействием сильных чувств.
— Женится на Фиби!
— А что такого?
— Ну, не всякий решится. Кто этот скромный герой?
— Дворецкий Бифштекса. Конечно, теперь — бывший.
— Фиби выходит за дворецкого!
— Должен же кто-нибудь, а то они вымрут. Берт намного лучше покойного Алджернона. Да? Ты что-то сказала?
— Я попросила у тебя платок.
— Простудилась?
— Нет, я плачу. Плачу от радости. О, Фредди!
— Я знал, что ты обрадуешься.
— Обрадуюсь! Да это решает все.
— Если Икенхем приложит руку, решается любая проблема.
— Неужели приложил?
— Ну, я сказал Фиби, что он ее боготворит…
— Фредди, я тебя поцелую!
[Приходит Сэксби-старший, рассказывает про аукцион. Барбара не все поняла, и граф рассказывает ей историю с книгой.]
— Я знал, что тебя это потрясет, — закончил он. — Падаешь в обморок?
— Нет, не падаю, но охать — охаю.
— Или крякаешь.
— Только подумать, Пупс написал эту книгу! Я и не подозревала, что в нем…
— Прости, ты ослышалась. «Время пить» написал Раймонд Бастабл.
— Вот именно, Пупс. Я его так называла.
— Его?
— Да.
— Какая мерзость! А он тебя — Бэби?
— Да.
— Нет, какая гадость! Поистине, чужая душа… Что ж, скоро снова его назовешь этим отвратительным именем. Если, конечно, твоя любовь выдержала удар.
— О
— Многие шарахаются от «Коктейлей». Епископ, Фиби, пятьдесят семь издательств… Тебя не ужасает, что он это написал?
— Ни в коей мере. Я еще больше люблю Бифштекса, как ты его называешь.
— Все лучше, чем Пупс.
— А следующая будет еще сильнее.
— Ты думаешь, он напишет и другую?
— Конечно. Я уж об этом позабочусь. Пусть уходит из суда — там вредно служить — и пишет, пишет. Жить будем здесь, а не в городе. Ты бывал в Олд Бейли?
— Бывал раза два.
— Не воздух, а грязный студень. Им можно травить мышей. А в деревне он будет играть в гольф, похудеет. Его ведь страшно разнесло.
— Да, стройным не назовешь.
— Ничего, исправим. Знаешь, когда я его увидела? В десять лет. Дядя повел меня на матч Оксфорд — Кембридж и познакомил нас. Он дал мне автограф, я — влюбилась. Одно слово, греческий бог!
— Ты вернешь его в это состояние?
— Ну, не совсем, но что-то сделаю. А сейчас пойду, искупаюсь. Как тут снимают комнату? Надо зайти к твоему крестнику?
— Он в Лондоне. Зайди к его няне. Я тоже пойду, она дама серьезная.
[Приезжает Джонни, помирившийся с Белочкой. Сэксби, между делом, говорит сэру Раймонду: «Я только что сказал Барбаре Кроу…»]
Трубка, рассыпая искры, выпала у баронета изо рта. Сэксби покачал головой.
— Вот так и начинаются пожары.
— Барбаре Кроу?
— Хотя бойскауты используют для этого две палочки. Никогда не мог понять, в чем тут дело. Ну, хорошо, трешь палочку о…
— Она здесь!
— Была здесь, когда я шел купаться. Очень хорошо выглядит.
Пока сэр Раймонд поднимал трубку, странные чувства ворочались в его душе: одно — вроде восторга, другое — вроде нежности. Барбара могла приехать только к нему, больше никого она тут не знает. Значит, это — попытка примирения, так называемый первый шаг. Вспомнив, как она горда, сэр Раймонд растрогался вконец. Старая любовь, до поры до времени как бы запертая в погреб, вышла оттуда совсем как новенькая, и мир стал прекрасен, хотя в нем жили Гордон Карлайл и Космо Уиздом.
Умиляясь все больше, он думал о том, что был не прав. Действительно, кто захочет жить вместе с Фиби? Вообще лучше жить одним, а уж тем более — не с ней. Немного поколебавшись, он решил платить по две тысячи, только бы Барбара согласилась вить семейное гнездышко.
Когда он принял это похвальное решение, появился лорд Икенхем.
[Сэксби уходит. Икенхем, хотя и не сразу, сообщает, что приехала Барбара.]
— Знаю.
— Знаешь?
— Сэксби сказал.
— Что ж ты думаешь делать?