Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
Так это началось. Вскоре выяснилось, что Уилфрид Олсоп горюет, а если горюет друг, что там — родственник, чувствительные люди делают буквально все, чтобы его утешить. Виски лилось рекой, заветы детства — забыли и оказались в полицейском участке.
Продержав голову с четверть часа и убедившись, что она не взорвется, Типтон услышал тихий стон, а обернувшись, увидел, что новый друг уже сидит, хотя лицо его бледно, взор — туманен, волосы — всклокочены. Словом, выглядел он, как Шелли после попойки с Байроном.
— Где я? — пролепетал
— Мы бы сказали «в каталажке», но суть одна. Как живется?
— Кому?
— Тебе.
— А, мне! Я умираю.
— Ну, что ты!
— Умираю, — повторил Уилфрид не без раздражения; в конце концов, кому же и знать, умирает он или нет! — Обещай мне одну вещь. Если ты женишься на Ви, ты бывал в Бландингском замке?
— Конечно. Там я с ней и познакомился.
— Ты не видел такую Монику Симмонс?
— Что-то не помню. А кто она?
— Ухаживает за Императрицей. Это дядина свинья.
— А, да! Он водил меня к свинарнику. Видел, видел. Похожа на боксера.
Уилфрид обиделся. Вчера он привязался к Типтону всей душой, но даже лучшему другу нельзя так кощунствовать.
— Да? — сухо удивился он. — По-моему, она похожа на северную богиню. Я полюбил ее с первого взгляда.
Припомнив мисс Симмонс в штанах и спецовке, Типтон очень удивился, но чувства свои скрыл.
— Девица высший сорт, — сказал он. — А ты ей признался?
— Ну, что ты! Я не решаюсь. Она такая царственная, а я — какой-то сморчок.
— Не то, чтоб совсем, но, конечно, бывают мужчины покрепче.
— Я на нее смотрю и беседую о погоде.
— Толку мало.
— Да, надежд у меня нет. Но вот что, когда я уйду, передай ей мой портсигар. Больше мне нечего ей оставить. Могу я на тебя положиться?
— Да не уйдешь ты никуда!
— Уйду, — упрямо повторил Уилфрид. — Запомни, портсигар. Монике Симмонс.
— Она что, курит?
— Конечно.
— Наверное, пускает кольца свинье в нос… Уилфрид окаменел.
— Не шути этим, Плимсол. Казалось бы, такая малая услуга! Могу я на тебя положиться?
— А то! Передам, передам.
— И скажи, что я умер с ее именем на устах.
— Ладно.
— Спасибо тебе большое, — выговорил Уилфрид, прежде чем заснуть.
Оставшись один, Типтон совсем опечалился. Он был общителен и любил беседу. Обмениваясь мнениями с Уилфридом, он видел, что за решеткой ходит взад-вперед полицейский. Полицейский не идеальный собеседник, поскольку он склонен к односложности, да и то сквозь зубы, но все-таки кое-что.
Подойдя к решетке, как редкий зверь в зоопарке, он хрипло произнес:
— Эй!
Полицейский был долговяз. Руки торчали из рукавов, отливая цветом герани, лицо украшали шишки, шея превышала длиной образцы, принятые для конкурсов. Однако за всем этим таилось золотое сердце. Мошенников, воров, хулиганов наш полицейский презирал, к злодеям же этого типа относился
— Ну, как? — осведомился он.
Типтон отвечал, что у него болит голова, на что полицейский заметил:
— А кто надрался?
— Да, вроде бы выпил.
— Ну! Ребята говорят, втроем тащили.
Голос его выдавал скорее восторг, чем укоризну, но Тип-тон все же стал оправдываться.
— Вообще я не часто пью, — сообщил он. — Раньше было, ничего не скажешь, а решил жениться — все. Но это случай особый. Утешал друга.
— Худо ему?
— Хуже некуда. Представляете, музыкант, замечательный пианист, и сам сочиняет. Приехал из Англии, думал — концерты или в оркестр возьмут, но тут кончились деньги. Послал домой телеграмму…
— А они не шлют?
— Нет, послали, на обратную дорогу. Послезавтра уезжает. Его тетя Гермиона сказала, хватит глупостей, поступай на работу. Мало того, работу она нашла. Знаете, какую? Учитель в женской школе! Но и этого мало. Директорша не пьет сама и не разрешает другим. Бедный Уилли сможет выпить только на каникулах.
— Вообще-то ему надолго хватит.
— Не смейтесь, мой друг, не шутите. Перед вами — трагедия. Помню, в Лондоне, в клубе «Трутни» один человек рассказывал, что ему пришлось говорить речь в женской школе. С тех пор он дрожит, как листик. Завидит соломенную шляпу или там косички — и трясется. А уж учить девиц — чистое наказание, особенно музыке. Они будут шептаться. Они будут хихикать, что там — подталкивать друг друга. Могут бросать шарики из жеваной бумаги, И никакого утешения, нечем себя подбодрить, кроме лимонада или пепси. Вижу, вы зеваете. Я вас не задерживаю?
Полицейский сказал, что нет, он все равно на дежурстве, а поболтать приятно, время бежит быстрей.
— Это хорошо, — успокоился Типтон. — Нелегко тут торчать всю ночь. Да и вообще, полицейская служба не подарок.
— Ну!
— Однако есть и выгоды.
— Какие это?
— Видишь интересных людей, бандитов там, наркоманов, сексуальных маньяков. Можно сказать, широкий спектр, от бродяги до миллионера.
— Миллионеров у нас нету.
— Вот как?
— Ни одного не видел.
— Что ж, сейчас — видите. Просим. Полицейский удивился.
— Это кто, вы?
— Я.
— Без шуток?
— Какие шутки! Магазины Типтона знаете?
— Ну! Жена туда ходит.
— Вот и скажите ей, что сегодня ночью сторожили их владельца. Их основал мой дядя Чет. Недавно он умер, я — наследник. Купаюсь в золоте!
— Чего ж вы штраф не заплатите?
— Штраф?!
— Десятку. Я б на вашем месте заплатил.
Типтон засмеялся тем горьким смехом, каким засмеется жаба, если прохожий спросит, почему бы ей не выбраться из-под бороны.