Том 7. О развитии революционных идей в России
Шрифт:
Опираясь в своей характеристике развития русской литературы на общую концепцию, намеченную в свое время Белинским, Герцен, однако, впервые смог открыто и отчетливо установить связь русской литературы с революционным движением. Он, в частности, по-новому осмыслил и осветил политическую роль творчества Пушкина и впервые в нашей историографии неразрывно связал автора «Евгения Онегина» и «Истории Пугачева», с одной стороны, с декабристами, а с другой – с передовой литературой с общественной мыслью 30-х и 40-х годов, с Лермонтовым, Гоголем и Белинским.
Герцен со всей силой подчеркнул значение передовой русской литературы как могучего средства распространения освободительных идей в России. Постоянно углублявшееся в русской литературе изображение действительности и отражение стремлений угнетенного народа определяли, по мнению Герцена, рост ее реализма, ее творческое своеобразие.
Герцен дал классические
В то же время в книге отразились и слабые стороны воззрений Герцена. Идеалистическое понимание истории не позволило ему раскрыть глубочайшие экономические и социальные основы русского исторического процесса, подлинную картину классовой борьбы. С этим, например, связана слишком высокая оценка им внешних влияний – варяжского, византийского, монголо-татарского-в историческом развитии России. Древнерусское государство Герцен, в отличие от Чернышевского и Добролюбова, рассматривал как бесклассовое. Герцен несколько переоценивал значение политических факторов в русской истории, роль личности, в частности, Петра I и других государственных деятелей.
Система исторических взглядов Герцена, с ее сильными и слабыми сторонами, отразившаяся в книге «О развитии революционных идей в России», – при всей ее оригинальности – в значительной мере опиралась на итоги предшествующего развития исторической мысли в России, прежде всего, на суждения прогрессивных деятелей по вопросам русской истории. Так, например, высказывания Герцена о своеобразии «удельного периода» в истории России, заключающемся в отсутствии феодальных отношений, его оценка татарского ига, борьбы русского народа за национальную независимость, его понимание прогрессивности создания единого русского государства, оценка Герценом преобразований Петра I, политики Екатерины II и Отечественной войны 1812 г. находились, несомненно, в тесной связи с суждениями по этим вопросам Пушкина, декабристов, Белинского. В трактовке вопроса о происхождении крепостного права в России значительное влияние на Герцена оказала, кроме того, книга Н. Тургенева «Россия и русские».
Взгляды Герцена на историю России и перспективы ее развития, нашедшие выражение в книге «О развитии революционных идей в России», основывались на деятельном и глубоком изучении им отечественной истории. Но на исторической концепции Герцена отразилась и его теория «русского социализма». Эта утопическая теория получила свое первоначальное историческое обоснование в 1849 г. в статье «La Russie»(«Россия» – см. Т. VI наст, изд.), отрывок из которой, раскрывающий народнические взгляды Герцена, дан им в виде приложения к книге. Крайне переоценив значение сельской общины в русской истории, Герцен неправомерно преувеличивал и своеобразие русского исторического процесса сравнительно с западноевропейским, особенно до реформ начала XVIII в.
Однако следует учитывать, что при всей ошибочности суждении Герцена о роли общины в русском историческом процессе, доказательство прочности общинных отношений в России было связано у него со стремлением сохранить общину от посягательств помещиков и царского правительства, обосновать право крестьян на обладание землей, т. е. преследовало цель защиты интересов крестьянства, что подчеркивает демократическую основу этих народнических взглядов Герцена. В некоторых суждениях и оценках, содержащихся в книге, проявились колебания во взглядах Герцена. Так, доверяя демагогической славянофильской критике западноевропейского буржуазного общества, он ошибочно пытался сблизить их воззрения с идеями социализма, вступая в противоречие с собственной оценкой их реакционной идеологии.
В своей книге, появившейся на французском и немецком языках, Герцен обращался прежде всего к западноевропейскому читателю, ибо на проникновение сколько-нибудь значительного числа экземпляров в Россию в то время рассчитывать не приходилось.
Герцен стремился опровергнуть легенды о положительной роли самодержавия, имевшие известное хождение в реакционных кругах Западной Европы, и дать верное представление о русском народе и русском освободительном движении, значение которого в то время за рубежом грубо недооценивалось.
Полемически направляя свою работу против книг, односторонне освещавших историю русского народа и русскую культуру (против известного сочинения Кюстина, например), Герцен вместе с тем критически подошел и к той концепции русского освободительного движения, которая содержалась в трехтомной монографии декабриста Н. Тургенева «La Russie et les russes», вышедшей в свет
«Труд г. Тургенева, – писал Герцен в конце 1849 г., – представляет для нас большой интерес как верное изображение суждений, надежд и взглядов времен императора Александра, как автобиография писателя, который в свое время многое видел, но не знал России, развившейся после 182 года» («Россия», Т. VI наст, изд., Стр. 477). Решительно утверждая, что Н. И. Тургенев не может «верно понять положение вещей' в России» и дать передовой общественности необходимые сведения о «русском народе», Герцен и начинает писать свою работу «и развитии революционных идей в России». Эта работа призвана была, в частности, дополнить, обновить и выправить данный в книге Тургенева общий очерк истории русской общественной мысли и анализ ее социально-политических корней. Так, характеризуя в главе IV (Стр. 199) аграрную программу Пестеля и сопоставляя ее с аналогичными рассуждениями Сен-Симона, Фурье и Оуэна, Герцен опирался на данные Н. И. Тургенева, который в своей книге впервые познакомил русскую и мировую общественность с планами Пестеля экспроприировать и «обобществить земельную собственность» ни в «Донесении Следственной комиссии», ни в других материалах о декабристах, опубликованных в первой половине XIX в., сведений об этом не содержалось). Однако, опираясь на некоторые факты политической биографии Пестеля, рассказанные в книге Тургенева, Герцен резко разошелся с последним в самом осмыслении этих фактов. Н. И. Тургенев, подчеркивая несостоятельность как планов Пестеля, так и аналогичных взглядов его западноевропейских современников, замечал: «Эти теории, усвоенные столькими людьми с пылкой фантазией, доказывают, без сомнения, прекрасные намерения, даже энтузиазм, но почти не обещают никаких осязательных результатов. Гениальность, или нечто похожее на нее, у Фурье, рвение Овена, утопии многих других, могут вербовать прозелитов и возбуждать восторг некоторых приверженцев <…> Но мечты этих людей останутся мечтами» («Россия и русские», Т. I, М., 1915, Стр. 129–130). Возражая Тургеневу, Герцен утверждал, что «Пестель не был ни мечтателем, ни утопистом: совсем напротив, он весь принадлежал действительности, он знал дух своей нации» и т. д. В книге Герцена заметна известная перекличка с вышедшей в 1849 г. анонимно в Лейпциге брошюрой М. А. Бакунина «Russische Zust"ande». Герцен ставил эту брошюру очень высоко (см. комментарий к статье «Россия» в Т. VI наст. изд.). Особенно близки были ему народнические идеи книги Бакунина. В комментируемом сочинении Герцен воспользовался данной Бакуниным характеристикой русского сектантства, а также крестьянского патриотического движения в эпоху Отечественной войны 1812 г.
Но в отличие от Бакунина Герцен не придает сектантству безусловного революционного значения, допуская, в частности, возможность и того, что оно, к радости царизма, враждебно столкнется с революционным движением, возглавляемым передовыми людьми.
В то время как Бакунин утверждал, что в 1812 г. «вольные отряды» крестьян «громко заявляли: «Мы завоевали себе волю в бою» (М. А. Бакунин. Собр. соч. и писем, Т. III, М., 1935, Стр. 407), Герцен говорит о всенародном патриотическом характере движения.