Том 9. Ave Maria
Шрифт:
– Языки – это важно. Тем более английского я не знаю – поучим вместе. Как фамилия?
– Лейтенант Полустанкин. Из беспризорников.
– Фамилия хорошая, – маршал сделал пометку в лежащей перед ним тетради. – Ты в Бога веришь? – неожиданно спросил маршал.
– Всю войну на передовой. Ходил и в рукопашную, – помолчав, ответил Иван.
– Мог бы и не спрашивать, – улыбнулся своей детской обезоруживающей улыбкой маршал. – Я ведь сам с шестнадцати лет воевал, с начала Первой мировой. Сейчас про нее никто не помнит, а война была очень большая.
– Товарищ маршал, у меня еще вопрос: если я поеду с женщиной?
– Одобряю, тебе без женской руки сейчас
– До Берлина я в войну не дошел.
– А теперь дойдешь.
– Наверное.
– У вас дети?
– Дочь, девять лет.
– М-да. Жена фельдшер?
– Нет, товарищ маршал, доцент, скоро будет профессором. Детский хирург Александра Домбровская.
– Я что-то слышал, имя на слуху.
– Да, она человек известный по своей специальности.
– Не сердись на нее, – тихо сказал маршал.
– Она ни в чем не виновата.
Маршал удивленно поднял брови.
– И я не виноват, – сказал Иван, – нашелся ее первый муж, пропавший без вести в сорок втором, на Сталинградском направлении. – Иван нарочно сказал так, как сказал, чтобы не вдаваться в подробности.
– Ого, – сказал маршал, – действительно, все правы. – Он нажал кнопку под крышкой стола.
Тут же явился порученец полковник.
– Его, – маршал указал глазами на Ивана, – срочным переводом в Западную группу войск, в Берлин. На должность не ниже нынешней. На его место генерала… – маршал назвал фамилию Нининого мужа. – И еще: с ним одну женщину, которую он укажет. На исполнение двадцать четыре часа. Отправить самолетом.
– А можно должность повыше, там есть вакансия? – спросил порученец, на которого произвело очень большое впечатление чаепитие Ивана с маршалом.
– Желательно.
– Разрешите исполнять?
– Исполняй.
Порученец вышел из кабинета. В это время зазвонил кремлевский телефон.
– Приходи попрощаться, – протягивая руку к трубке, сказал маршал Ивану. – Не руби с плеча. Жизнь покажет.
– Спасибо, – сказал Иван, поклонившись, а точнее, кивнув головой.
– Нужен паспорт прикомандированной к вам гражданки, товарищ генерал-полковник, – обратился к Ивану порученец.
– Будет, – отвечал Иван и, глядя в невыразительное лицо порученца полковника, вдруг вполне неуместно и вопреки ситуации вспомнил шутку, которую рассказывали про министра. Один полковник прислал ему письмо, что, дескать, как же так: зимой полковники носят папахи, и это сразу отличает их среди старших офицеров, а на лето никакой отлички не предусмотрено, хорошо бы поправить положение.
На письме полковника маршал наложил резолюцию: «Разрешить подателю оного носить папаху летом».
Выходя из приемной министра, Иван с трудом подавил невольный смешок, так не вязавшийся с его ситуацией. Он знал, что маршал человек незаурядный, и сегодня на собственном примере получил тому еще одно подтверждение [32] .
Проводив взглядом вышедшего из приемной Ивана, смышленый порученец подумал, что маршал относится к тому очень хорошо, если даже разрешает взять к новому месту службы ППЖ [33] , а значит, и ему, порученцу, надо сделать для генерал-полковника все как можно лучше, тем более что семейная ситуация у него, видно, тяжелая, лицом генерал прямо-таки черен, надо постараться, глядишь, это старание когда-нибудь и откликнется –
32
Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский родился в 1898 году в Одессе.
В 1914 году сбежал на фронт Первой мировой войны, награжден Георгиевским крестом 4-й степени.
С 1917 по 1920 год служил во французском Иностранном легионе в Северной Африке, награжден орденом Почетного легиона.
С 1921 года служил в Красной Армии. Окончил Академию имени Фрунзе.
В 30-х годах воевал в Испании на стороне республиканцев.
В годы Второй мировой войны занимал разные высокие командные должности. Дослужился до звания Маршала Советского Союза.
В 1945 году руководил разгромом Квантунской армии Японии.
Дважды Герой Советского Союза, Герой Югославии.
Писал, читал и говорил на русском, французском, испанском, немецком языках.
Любил читать в подлиннике французских философов, а также испанских авторов.
33
ППЖ – походно-полевая жена.
А тем временем, подавив свой глупый нечаянный смешок, Иван вынул из нагрудного кармана кителя листок с домашним адресом официантки Мани. Все было написано на листке разборчиво и понятно. Придя к себе в кабинет, Иван вызвал машину, оделся и поехал.
Маша встретила его без удивления, удивились только соседи по коммуналке.
– Заходите, – провела она его в комнату, где все еще тяжело пахло. Голос у Маши был глухой, чуть слышный, вокруг шеи замотан красный шерстяной шарф, глаза воспалены.
– Соболезную кончиной отца.
Маша кивнула в знак благодарности.
– А где мать?
– Она, – Маша закашлялась и прикрыла рот, – за-му-ж вышла, в Кострому.
– Поедешь со мной к новому месту службы?
– Поеду.
– Ангина в самолете пройдет, у меня так было. Давай паспорт.
Покопавшись в колченогой тумбочке, Маша подала ему свой паспорт.
– Вылет завтра, – беря из ее горячих рук паспорт, сказал Иван.
Маша кивнула, ни о чем не спрашивая.
– Я пошел. Спасибо тебе, – Иван прикоснулся пальцами к ее предплечью. – Жди.
Маша кивнула в ответ и открыла перед ним дверь.
Анна Карповна умерла в здравом уме и ясной памяти 19 августа 1964 года, на восемьдесят четвертом году жизни.
Похоронили ее в пятницу 21 августа за красным кирпичным забором Донского монастыря. В те времена еще не нужно было быть ни знаменитым белым генералом, ни великим русским философом, ни Нобелевским лауреатом для того, чтобы тебя похоронили на этом монастырском кладбище.
День был хотя и не дождливый, но довольно прохладный, что-то около 17 градусов по Цельсию.
Похороны организовал Григорий Михайлович Семечкин, бывший директор комбикормового завода в том поселке, где жили когда-то Адам и Ксения, где родилась у них двойня. Семечкин руководил в столице какой-то важной частью коммунальных услуг. И на Гражданской войне, и на зоне, и на воле, и на кладбище Семечкин всегда руководил чем-то целым или особо важной частью целого – такая была у него доля.
Как и завещала Анна Карповна, дочь положила ей в левую ладонь, крепко сжав ее пальцы, крохотный портрет мужа, а своего отца адмирала Мерзловского. Когда-то Анна Карповна носила эту фотографию в золотом медальоне, да выменяла его в голодный год на буханку хлеба.