Том I: Пропавшая рукопись
Шрифт:
Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. «Какой-то момент в сознании Господа Бога», — подумала она, и…
— «Дикие Машины» какие мы есть, мы не знаем о нашем происхождении, оно теряется в наших примитивных воспоминаниях, мы подозреваем, что оно было человеческим, от людей, создававших религиозные структуры десять тысяч лет назад, которые… расположили
В сознании Аш прозвучал голос Годфри: «ересь!». Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан — то задан. «КТО ВЫ?»
— Из этой первичной структуры и порядка появился спонтанный ум: первые примитивные искры силы, начавшей организовывать, десять тысяч лет назад. А пять тысяч лет назад эти примитивные умы получили осознание себя — стали нами самими — Дикими Машинами. Мы начали произвольно развиваться. Мы знаем о существовании животного мира и человечества, мы уловили присутствие в мире их слабых душонок. Но мы ничего не могли сделать, у нас не было голоса для сообщения с ними, пока первый из вас…
— Который назвал вас дикими машинами природы, — закончила за них Аш немыми губами. — Монах Бэкон!
— Не монах, — прошептал голос. — Не Бэкон. Задолго до него родилась более сильная душа, первая душа, с которой мы могли говорить, прервав немоту десяти тысяч лет, — мы говорили с ним, с Гундобадом, называвшим себя «Провозвестник». Он не хотел контакта с нами, называл нас демонами, дьяволами, злобными духами земли. Не хотел говорить! И так сильна была его душа, что он сотворил чудо: деформировал саму ткань мира, организовал тут вокруг нас пустыню, где есть великая река и осадочные поля; сам освободился от нас, ушел туда, где мы не могли его достать.
— В Рим… предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер…
— Четыре сотни раз обернулось солнце вокруг земли. К нам подошла близко маленькая-маленькая душа, делавшая свои машины из меди. Слабая, но все же другая душа, которая могла создавать чудеса, обладавшая способностями выше тех, что даны природой человеку. Мы с ним говорили, через его бронзовые головы, нашими голосами обращались к его чувствам.
— Он сжег ее… — Перед глазами Аш замерли черное небо и черная каменная кладка. — Монах — разбил Бронзовую Голову — сжег свои книги.
— И пока предки Леофрика не привели к ним Рабби, мы не могли говорить снова. Эта душа — создатель чудес, мы это поняли, когда он пришел близко к нам. И он дал нам понять, что существует Ильдихо — дочь из рода Гундобада, которая родилась через пятнадцать поколений после него. Сильные души, сильные души, способные творить чудеса… Рабби построил своего голема. Это был наш новый канал, по которому мы могли сообщаться с человечеством. Но теперь мы стали мудрее и спрятались за голосом первого голема, передавая через него наши соображения. И Рабби, создатель чудес, такой же, каким был тот, первый человек, изготовил второго каменного голема из тела Ильдихо и Гундобада…
То, что она слышала, было версией
— Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!
— Маленькая душа, маленькая душа… — зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:
— Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе — от солнца.
Над ее головой — черное сверкающее дневное небо.
— Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, — «свет», при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!
Раздались непонятные звуки — Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.
В сознании Аш возникли их зрительные черные образы — они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг — тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты…
Шепот продолжался:
— Мы не думали о вас — маленьких душах… Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны… Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!
Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.
С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать…
— Фарис! — договорила за них Аш.
— Потомок Гундобада, хоть и отдаленный. Гундобад, которого вы зовете визиготским «святым»; мы воспользовались его реликвиями.
— Он не святой для вас. Так? Не святой.
— Не столько святой, сколько творец чудес. — Голосов было много, они опять были веселыми. — Один из этих очень, очень редких душ, как этот ваш Зеленый Христос, который в силах индивидуально менять реальность и таким образом создавать «чудеса».
— Богохульство! — произнесла Аш и чуть не схватилась за меч, чтобы сражаться за Господа на Древе, если бы только могла пошевелиться, освободиться от власти этого бесконечного момента, этой секунды, растянутой на всю вечность.