Томас Чаттертон
Шрифт:
Томас. Почему мне не дают работать?! Неужто помехам не будет конца? Входите — прошу вас!
Томас (вскакивает). Мария — Мисс Рамси — Полли, любимая!
Мария Рамси. Томас! —
Томас (обнимает и целует Марию). Вы в Лондоне. Из Бристоля сюда! Я уже потерял надежду.
Мария. Я должна раз и навсегда освободить вас от ревности. Перестаньте преследовать бедного Фаулера сатирическими стихами! Да, он молится на меня. Но это, в конце концов, его право — учитывая, что я совсем не дурнушка и вообще многим нравлюсь.
Томас. Полли!
Мария. Я не была любовницей Фаулера, если хочешь знать.
Томас. Зато теперь станете моей возлюбленной!
Мария. Томас… Вот я и приехала. Я ведь тогда, в Бристоле, обещала тебе.
Томас. Мария… Полли… Пусть тотчас повторится то, что было между нами в прощальный вечер.
Мария. Томас… Я должна сразу же ввести твою… и мою радость в определенные рамки: я останусь в Лондоне только на три дня.
Томас. От такого ограничения радость поначалу только усилится.
Мария (садится). Ты странный… Непритязательный… Я, конечно, не хочу становиться у тебя на пути…
Томас. Полли! Что за нелепая мысль!
Мария. Она не лишена основания.
Томас. Абсолютна лишена. И совершенно бессмысленна.
Мария. Не так давно — в последний день мая, если не ошибаюсь — Томас Чаттертон, сидя в «Кофейне Тома», написал своей сестре пространное письмо, где был такой постскриптум: «В эту минуту мое сердце пронзили черные глаза некоей молодой дамы, проезжающей в наемном экипаже мимо меня. Если Любимая соизволит остановиться, ты узнаешь об этом из следующего письма».
Томас. Так значит, именно ревность была причиной твоего приезда сюда — или, по крайней мере, его ускорила?
Мария. Может быть. Я хотела посмотреть, как ты живешь. Я правильно запомнила содержание письма?
Томас. Правильно, но не полностью. Отсутствует продолжение. Которого не было, разве что такое: наемный экипаж проехал мимо, и эту даму я больше не видел.
Мария. Если, конечно, ты меня не обманываешь…
Томас. Я влюблен, в самом деле влюблен. Но пусть дьявол меня заберет, если я признаюсь, в кого.
Мария (сухо). Мне ты обязан сказать.
Томас. В мисс Марию Рамси — в тебя, Полли!
Мария. Томас… Ты сбиваешь меня с толку зигзагами
Томас. Полли, я многоречив, когда дело касается грубых ощущений; но любовь для меня есть нечто одиночное.
Мария. Со словами ты обращаться умеешь. Что ж, поверю тебе на слово. Но при всей своей доверчивости я остаюсь человеком разумным. Моя увлеченность тобою — подлинная. Находиться в тени твоих серых глаз: это и заманчиво, и не лишено жути. Но я бы не пустилась на авантюру с тобой, если бы меня не любил Фаулер. Потому что ты ненадежен. Твоя репутация в Бристоле немногим лучше, чем наихудшая.
Томас. Значит, можно считать раз и навсегда доказанным, что я числюсь врагом этого почтенного торгового города — человеком пропащим, отверженным. Влиятельные владельцы банков и кораблей, которые шесть дней в неделю торгуют рабами, перцем, чаем, пенькой, кожами и пивом, чтобы на седьмой день поехать в экипаже в церковь — потому что Бог, по их мнению, обидится, ежели они отправятся туда пешком, — эти господа презирают искусства, ненавидят их и борются с ними, ополчаясь прежде всего против свободы духа. Поэзия, музыка, живопись — для них все это чепуха, так же как и мертвые негры: сотни тысяч жертв охоты за человеческим товаром. Все, что отмечено бедностью, для них — грязь под ногами. Поднимая глаза к небу, они забывают о вони своих бухгалтерских книг.
Мария. Успокойся, прошу. Мы говорим не о бедных и богатых, а о людях, которые тебе преданы — или были преданы — и к которым ты испытывал… или испытываешь по сей день… такие же чувства.
Томас. В Колстонской школе и позже, когда стал учеником писца, я имел хороших друзей: мальчиков постарше, но более ребячливых, которые защищали меня от внутреннего одиночества — тем, что всегда признавали своим и любили. Потом пришло взросление: тот перелом, который навязывает нам Природа. Я, чтобы спасти свою гордость, начал подчинять себе девушек. Уильям Смит так и не сумел этого понять; его брат легче покорился Природе. Ты тоже не хочешь простить мне попытку раскрыть свои лепестки?
Мария. Оставим этот разговор. Уильям Смит уехал из Бристоля.
Томас. Завербовался на корабль?
Мария. Такого мы не слышали. Один вопрос: ты всегда живешь среди бумажного мусора?
Томас. Тебе не нравится, что мы находимся у меня в мастерской?
Мария. Неужели здесь нет никого, кто мог бы подмести пол?
Томас. А как же… Мне даже пришлось попросить хозяйку, чтобы она убирала пореже. Совсем недавно я отослал мадам Уолмсли, домовладелицу, потому что она мешала мне работать. Она скоро заглянет еще раз и наведет здесь уют.