Тоомас Нипернаади
Шрифт:
– Пусти меня!
– воскликнула Элло.
– Это еще почему?
– удивился Нипернаади — Может, я не нужен тебе?
– Нет!
– отрезала Элло и оттолкнула его. Вскочила и как на крыльях помчалась к дому.
– Нет, нет, нет!
– эхом вторил лес.
Будто подрубленный, он повалился на песок. И долго лежал так, без движенья. Лишь плечи его тряслись взрослый человек плакал.
Взошла усмешливая полная луна.
На другое утро Нипернаади с хозяином поехали в управу. Никто не знал, что за нужда их туда погнала. Они, как
Хозяину он объяснил, что возьмет на себя расходы по углублению русла, а взамен хозяин уступает ему пару ваков земли — песчаный мыс в устье реки.
– Старость уже не за горами, - говорил Нипернаади хозяину, - сколько можно работать на чужого дядю. Я, как бы там ни было, все-таки рыбак, и когда подступит старость, построю себе домишко на том песчаном мысу. И если пошлет бог сил и денег, глядишь, и лодка будет, и сети какие-никакие появятся. Тогда можно будет безбедно коротать здесь свои дни.
Хозяин с таким оборотом дел был согласен, и они двинули в управу — заключить предварительный договор.
Заодно Нипернаади отправил в газету объявление, что ему нужны в большом количестве разного рода рабочие, строители, инженеры строительных и землеройных работ, а предложения просил слать в адрес хутора.
Вернувшись домой, он, возбужденный, зашел к Элло и показал ей предварительный договор.
– Взгляни на этот документ, - сказал он радостно, - отец сдал мне в аренду устье реки на пятьдесят лет, как ты полагаешь, этого времени хватит, чтобы основательно вычерпать речные богатства?
Элло не верил своим глазам. Одна долго изучала договор. Так значит, Нипернаади говорил правду, иначе зачем этот договор?
А когда через день-другой Нипернаади стал пачками получать письма со всевозможными предложениями, удивлению хуторских не было предела.
– Бог его знает, что за человек этот Нипернаади на самом деле, - таинственно говорил хозяин жене, - только уж никакой он не батрак и не рыбак.
Когда же самого Нипернаади начинали спрашивать обиняками, он строил хитрющую мину и нехотя отвечал, ах, мол, пустое, у меня столько друзей, и эти паршивцы где-то пронюхали мой адрес.
И только Элло показал он письма, в которых инженеры, мастера и рабочие предлагали ему свои услуги.
– Скоро будут здесь, - довольный, объяснял он, - я им всем уже ответил. Силы небесные, вот уж будет веселье, когда эта орава нагрянет сюда. Надо, наверное, устроить так, чтобы на мысу поначалу возвели временные бараки, иначе где же разместить эту стаю саранчи. Затопчут все поля, загадят все леса, эти мастеровые шуток не понимают!
И действительно, он осведомился у торговцев лесом о цене пиловочника, поговорил с поселковыми возчиками об их дневном заработке — вообще он теперь с утра до поздней ночи был в делах, и на хуторе его видели редко. Заскакивал на минутку, наспех прочитывал полученные письма и опять убегал.
Элло в последние дни сильно переменилась. Она стояла на пороге, когда Нипернаади приходил домой, и радостно бежала ему навстречу.
– Ну, когда же ты построишь мне обещанный дворец?
– шутливо спрашивала она, и глаза ее блестели.
– Скоро,
– Видишь, малышка, прямо с ног сбиваюсь. Пока не приехали мои помощники, приходится одному отдуваться.
– Но ведь скоро моя свадьба, - неожиданно сказала Элло, и ее большие глаза увлажнились.
– И правда!
– воскликнул Нипернаади, содрогнувшись.
– Нам надо как-нибудь основательно об этом потолковать...
Но шли дни, Элло беспокоилась, Элло ждала, а Нипернаади ничего не говорил. Нипернаади все бегал хлопотал, а количество писем росло с каждым днем.
На хуторе в последние дни никто уже особого внимания на него не обращал. Все были по горло заняты приготовлениями к свадьбе. То хозяин катил в городе, то хозяйка, то они ездили вдвоем, то опять порознь. А из города воз за возом текло всевозможное добро, словно готовилась грандиозная ярмарка.
Только Элло сторонилась этих дел; серьезная, печальная, она частенько ходила с заплаканными глазами. Нередко жаловалась на головную боль, нервничала и даже к пастору перестала наведываться. И только если в комнате бывал Нипернаади, она старалась быть веселой, смеялась, шалила и смотрела на него влюбленными глазами. Но Нипернаади отмалчивался, был отчего-то угрюм, вздыхал даже и не осмеливался поднять гордых глаз.
– Чем ты так расстроен?
– спросила как-то Элло.
– Работе, заботам конца-края не видать, - пожаловался Тоомас.
– Это сокровища и впрямь до времени меня состарят. Уже и сам не рад, что взялся эту лямку тянуть.
– Эх!
– воскликнул он в непритворном отчаянии, - почему ты не взяла их, когда я на коленях молил тебя об этом! Теперь я задыхаюсь под ними.
Был вечер, небо в облаках, шелестели деревья. Назавтра свадьба. Они сидели вдвоем на берегу реки. Нипернаади рассеянно бросал в воду камешки, и Элло заметила, что пальцы у него дрожат.
– А помнишь, что ты говорил мне в тот раз вон там?
– застенчиво спросила она и показала рукой на песчаный мыс.
Он кивнул.
– Как я могу это забыть?!
– воскликнул он.
– Ты тогда спросил у меня кое-что, - продолжала девушка, - а я ответила — нет. Не знаю, почему я так сказала.
Она промолчала. Потом продолжила:
– Тоомас, у тебя такая странная фамилия, а сам ты еще страннее. И все же надо было мне тогда ответить иначе. Как только подумаю, что завтра моя свадьба с этим, - опять она махнул рукой, на этот раз в сторону церкви, - хочется поскорее убежать отсюда! Нипернаади, мог бы ты убежать вместе со мной? Я не знаю тебя, не знаю даже, есть ли хоть капля правды в твоих разговорах о сокровищах, но это и неважно. Если б ты захотел, мы обошлись бы и без твоего золота. Я как-то раз слышала, как ты сидел у амбара и рассказывал Тралле о том, что можно жить в лесу. Ты всем так рассказываешь? И я представила себе, как мы живем среди лесов, в снегах и метелях. Бог мой, сама не знаю, что говорю! Может, все это глупости и ты будешь смеяться надо мной? Последнее время, изо дня в день, я ждала тебя. Но ты приходил и не говорил ни слова. Если бы ты только знал, как противны мне нежности того человека!