Торжество любви
Шрифт:
Бетани вздрогнула от внезапно промелькнувшей мысли и поспешно добавила:
— Если вы еще не раздумали.
— Бетани... — Он проговорил ее имя так глухо и быстро, что она с трудом поняла, что он сказал. Николас свернул с дороги, поставил машину в тени деревьев и выключил мотор, и они оба, не сговариваясь, стали судорожно расстегивать ремни безопасности.
Она не успела опомниться, как оказалась в его объятиях. Разгоряченный гневом, он с такой силой прижал ее к себе, что у нее перехватило дыхание и сердце забилось так, словно хотело вырваться из груди.
Ей
Как же хорошо с ним целоваться, думала она, забыв обо всем на свете.
Вдруг ей в голову пришла неприятная мысль. Вспомнилось, что и в первый раз Николас поцеловал ее во время разговора об этом злосчастном домике. Если он таким образом старается отвлечь ее от расспросов, то это ему прекрасно удается.
Словно догадавшись о ее подозрениях, он нехотя выпустил ее из своих объятий. Бетани чувствовала себя совершенно опустошенной, будто у нее отняли что-то очень дорогое. Бледная, с широко раскрытыми глазами, со все еще бешено бьющимся сердцем, она проговорила тихим дрожащим голосом:
— Почему вы целуете меня именно тогда, когда заходит речь о кукольном домике?
Он резко вскинулся, глаза сверкнули.
— Разумеется, не для того, чтобы сменить тему разговора, если вы это имели в виду! Хотя надо признать, что, помимо моей воли, вы действительно отвлекаетесь.
Может, он и вправду делал это непреднамеренно?
— Это происходит уже не первый раз, — сказала она.
— Что вы говорите! Наверное, наши с вами разговоры о домиках приводят меня в состояние повышенной возбудимости и, потеряв самообладание, я совершаю необдуманные поступки.
От его признания у нее закружилась голова, и она машинально оперлась на его руку. А как только ощутила под ладонью его упругую, теплую кожу, нежные волоски, щекотавшие ее ладонь, ей сразу стало понятно, что он имел в виду, говоря о потере самообладания.
Ее прикосновение вывело из равновесия и его. Он повернул свою руку, и их пальцы переплелись.
— Может, вам стало бы легче, если б я вел себя сдержаннее, целуя вас?
Она едва не задохнулась от его слов.
— Ну, вряд ли. Скорее всего, мы относимся к той породе людей, которым нужно сначала повоевать друг с другом, а уж потом...
— Отдаться друг другу? — предположил он, когда она понизила голос.
— Я хотела сказать — стать искренними и открытыми...
Николас нехотя ухмыльнулся, поглаживая ее пальцы своими, отчего у нее снова закружилась голова.
— А мое предположение мне нравится больше! — воскликнул он.
С заднего сиденья донесся оглушительный вопль. Николас вздохнул.
— Сейчас не время выяснять, кто из нас прав. Похоже, малышка проснулась.
Она не только проснулась, но и проголодалась. Кайли положила несколько баночек детского питания про запас, так что с едой не было проблем, но Мари
— Куда мы идем? — спросила она по возвращении у Николаса, жестом указавшего на здание, служившее ему лабораторией. Встретившая их у парадного входа Кайли взяла Мари на свое попечение и унесла ее в дом. Бетани хотела было пойти за ними, но Николас задержал ее и повел в лабораторию.
— Я собираюсь дать вам то, чего вы так добиваетесь, — сказал он.
— Вы сейчас мне покажете кукольный домик?! — воскликнула она.
— Господи! Когда же это кончится! Меня когда-нибудь оставят в покое?
Ее охватило отчаянье.
— Ну, хватит. Я не виновата, что миссис Росс затронула эту тему и была излишне разговорчива. Я согласна вообще никогда не видеть этот домик, раз одно упоминание о нем причиняет вам такую боль. — Она что-нибудь придумает взамен, чтобы выбраться из финансовых затруднений, подумала Бетани.
Николас смерил ее взглядом.
— Вы это серьезно?
— Николас, я не хочу, чтобы вы страдали.
Он замедлил шаг.
— Что-то подсказывает мне, что настало время вытащить эту вещь на всеобщее обозрение, и вы именно тот человек, кто мне в этом поможет.
Двухэтажное здание — старый каретный сарай, приспособленный под лабораторию, — выглядело на все сто тридцать лет со своей тяжелой дубовой дверью, которая открывалась с пронзительным скрипом. Но перед тем, как войти, Николас отключил современную сигнализацию, и это напомнило ей, что все его работы засекречены.
Из оборудования, стоявшего в лаборатории, Бетани узнала только компьютеры, остальные приборы она видела впервые. О каретном сарае почти ничто не напоминало, разве что стены из грубо оструганных досок, покрытые масляной краской цвета слоновой кости, да некрашеный пол, который, тем не менее был натерт и блестел, словно столовое серебро. Здесь царил образцовый порядок.
Единственным исключением был угол, отгороженный от остальной комнаты защитным барьером — за ним в беспорядке валялись разноцветные кубики и погремушки вперемешку с симпатичными зверюшками.
— Здесь играла Мари? Он кивнул.
— Мне ее не с кем было оставить, и я брал ее с собой. Ей нравилось, как мигают лампочки и экраны, попискивают и гудят приборы, иногда мы с ней переговаривались, а если что-то не получалось, я все бросал и шел к ней. Мари была в восторге.
Николас подвел ее к лестнице, которая вела на чердак. Лестница была необычная, очень прочная и современная, в отличие от чердака. Все, чем давно не пользовались, в течение многих лет сваливалось сюда. Старинная мебель, старые сундуки и картины в рамах томились здесь под плотными чехлами, словно под слоем вековой пыли. На самом деле пыли не было — из-за компьютеров, предположила Бетани.