Торжество на час
Шрифт:
— Вряд ли найдут возможным? Разве я людоед? Или у меня совершенно нет чувства юмора?
— Ну, хорошо, тогда слушай. — Анна начала напевать задорный мотивчик, лукаво поглядывая на короля. — Вашему Величеству знакома эта мелодия?
— Кажется, слышал что-то такое, — буркнул Генрих, явно покривив душой.
— Это маленькая смешная rien du tout [28] , которую лондонцы распевают о шапке кардинала.
Поскольку врожденная музыкальность не давала Анне спокойно оставаться на месте, когда раздавалась
28
Здесь: песенка (франц.).
— Народ не слишком жалует Уолси, как ты думаешь, Генри?
— Они должны быть благодарны ему за то, что он столько времени проводит в их вонючих судах и старается доказать самому последнему торговцу, что английский суд самый справедливый в мире! — с упреком бросил Генрих, все равно любя искрящуюся веселость Анны, так выгодно выделявшую ее среди чопорных придворных дам.
— Да, ходит по судам и все время держит под носом апельсиновую корку, чтобы, не дай Бог, чем-нибудь не заразиться!
— Надо ценить и уважать тех, кто не жалеет себя для общего блага. Ты слишком строга к нему, моя дорогая! — рассмеялся Генрих.
Он нагнулся потрепать двух своих любимых собак, подведенных к нему псарем.
— Ты прав, Генри. И меня возмущает, как они могут издеваться над человеком, которого ты так высоко ценишь, — сказала Анна уже серьезно. — Мой брат говорит, что в городе есть один рифмоплет, который открыто поносит его преосвященство на улицах и в тавернах.
— Должно быть, какой-нибудь закоренелый преступник. Обычно, когда человек выказывает такую лютую ненависть к сановнику, потом выясняется, что тот подверг его когда-то справедливому наказанию за то или другое преступление.
— Не сомневаюсь в правоте Вашего Величества, — согласилась Анна. — Почему же еще этот, с позволения сказать, поэт так завидует большому влиянию милорда кардинала? Он сочинил одну песенку с припевом, и теперь каждый мальчишка в Лондоне горланит ее. Там есть такая строчка: «Почему ты не служишь при дворе?» — как будто бы один дворянин спрашивает другого. А тот ему говорит: «При каком таком дворе? Королевском или том, что в Хэмптонском дворце?» А дальше там поется о том, что служить лучше кардиналу, потому что Хэмптон богаче и влиятельнее, чем Вестминстер.
Генрих нахмурился.
— Ты правильно сделала, что рассказала мне. Я выясню, кто сочиняет эти глупости, и прикажу публично высечь наглеца, чтобы все видели, к чему приводит злонамеренное вранье.
Анна прекрасно знала автора песенки и не желала ему зла. Но как было удержаться, когда она видела, что король так легко попался на удочку?
При всем
— Королева не выходит из своих покоев, — заметил Генрих, неверно истолковав замешательство Анны. — Она сердится на меня, потому что догадывается, зачем Уолси едет во Францию.
«Только совершеннейшая дура не догадалась бы, зачем едет кардинал», — подумала Анна.
— Ну же, дорогая, пойдем пожелаем Томасу Уолси счастливого пути, и пусть Бог поможет ему, чтобы все решилось благоприятно для нас с тобой!
Но Анна все еще медлила, хотя король предложил ей руку, чтобы проследовать в приемный зал.
— Когда мой отец был послом во Франции, я помню, он не раз говорил, что кардинал действует как заядлый охотник, когда ему надо поймать в свои сети политического противника. — Анна понизила голос, бросив настороженный взгляд в сторону ожидавших пажей. — Но не лучше ли оставить его в неведении относительно наших планов? Тогда он настойчивее будет добиваться согласия Франциска.
Зеленые тюдоровские глаза недовольно уставились на нее.
— Ты хочешь сказать — пусть он уговаривает Франциска от чистого сердца, думая, что я, действительно, собираюсь жениться на французской принцессе?
— Да. Зачем отягощать ложью его святую душу?
Анна знала, как Генрих не любит выслушивать советы женщин. Видя, что он готов взорваться, она торопилась досказать начатое.
— Ты же знаешь, как он ко мне относится. Помнишь, как-то раз, вернувшись из Хевера, ты расхваливал меня и говорил, что мой ум и красота достойны короны? А что сказал Уолси? «Достаточно, если Ваше Величество найдет ее достойной вашего кратковременного увлечения».
Генрих покраснел. Он отлично помнил охватившее его раздражение, когда кардинал осадил его, как глупого мальчишку.
Да, это правда. Он разговаривал со мной в неподобающем тоне. Я только не могу понять, откуда ты это знаешь.
Но Анна не предавала своих друзей.
— Я не считаю себя вправе вмешиваться и давать советы. Ваше Величество примет самое мудрое решение, — смиренно произнесла она, зная, что сегодня она уже достаточно преуспела в своих планах.
Когда они вошли в зал, Анна почувствовала, что все взгляды устремлены на нее. Дородный, представительный Уолси поднялся, чтобы встретить их.
И вдруг Анна поняла, что Генрих, как простой жених на смотринах, волнуется за нее. Впервые он открыто представлял ее человеку, управлявшему церковью и государством, и чьим мнением он привык дорожить. Король представлял ее как свою фаворитку. И как фаворитку короля принимал ее Уолси, оказывая ей ту степень почтения, которая не могла нанести ущерба достоинству королевы.
«Он не возражает против меня как мимолетного увлечения Генриха. Но будет терпеть мое присутствие только до той поры, пока он, главный политик Европы, не составит собственного плана действий», — подумала Анна, глядя в темные проницательные глаза кардинала и с замиранием слушая его уверенный голос.