Тост

Хен Юзеф

– Давайте называть его Курт.

– Да, теперь он наш. Ты голодал, Курт, или ты просто такой стройный? Смокинг сидит как влитой, жаль, что он его так заляпал.

Они катили тележку вдоль железной ограды парка.

– Не тарахти, Курт, – обратился Хенрик к пьяному, одна нога которого выпрямилась в колене и теперь билась пяткой о мостовую.

– По-моему, еще кого-то обнаружили, – сказала женщина, прислушиваясь. – Мешает стук колес. Остановитесь.

Хенрик остановился. Пьяница сладко всхрапнул.

– Это

оттуда, – сказал Хенрик, показывая на решетку, за которой находился теннисный корт, посыпанный кирпичной крошкой.

Вияс, мужчина с прилизанными волосами, поднял ракетку кверху и подал мяч. Пани Барбара отбила, но мяч попал в сетку.

– Они сошли с ума, – пробормотала Анна. – Идите сюда! – крикнула она. – Мы нашли немца!

Теннисисты подбежали к забору, седая панн слегка хромала.

– Я подвернула ногу, – пожаловалась она. И, показывая на Прилизанного, у которого было мокрое от пота лицо, добавила: – Играет как черт. Бегает за каждым мячом, будто от этого бог знает что зависит.

Вияс заинтересовался пьяным.

– Кто такой? – спросил он. – Немец.

– Его зовут Курт, – сказала Анна, – Лежал пьянехонький на лестнице.

– Давайте его застрелим, – предложил Вияс. Все молчали. Тогда он пояснил: – Когда мы сюда пришли, здесь никого не было, поэтому и дальше никого не должно быть.

– Это сделаете вы? – спросил Хенрик.

– Могу. Могу, – повторил он через минуту, но пистолет не вынул. Пьяный всхрапнул, и по его лицу разлилось блаженство.

– Курт, – позвал Хенрик. – Я решил привести тебя в чувство. Потом мы выясним, кто ты такой. Что вы скажете? – обратился он к Виясу.

– Хорошо, шеф решит. Избавиться от него мы всегда сумеем.

– Ну как, вы в форме? – спросил он пани Барбару.

– Не жалуюсь. Это что, переодетый гестаповец? – спросила она, показывая на немца.

Ответила Анна:

– Курт – парикмахер.

– Чур, я первая! – воскликнула пани Барбара. – Первая на завивку! – И, повернувшись к Виясу: – Только, упаси боже, не стреляйте. Сначала мытье головы, окраска волос, перманент, а потом уже ваши мужские развлечения.

6

Блондинка ходила по холлу, и подол ее цветастого шлафрока волочился по полу.

– Какой красивый свитер! – воскликнула она, увидев Анну.

Через некоторое время на антресолях появился Мелецкий. Спускаясь по лестнице, он причесывал седеющие волосы. Хенрик информировал его:

– Найден немец.

– Парикмахер, а я первая в очереди, – предупредила пани Барбара.

– Где он? – спросил Мелецкий и засунул руку в карман. Хенрик сказал улыбаясь:

– Спит на террасе. Пьян вдрызг.

Старый парикмахер спал на солнцепеке. Место не очень удобное, но спал он крепко, и сны ему снились, по всей вероятности, приятные. Он отогнал рукой

муху и перевернулся на другой бок. Мелецкий дернул его за руку:

– Ауф!

Пьяный забормотал. Хенрик и Мелецкий подняли его с тележки, немец зашатался, Хенрик поддержал его. Тогда пьяный протер глаза и опять что-то забормотал.

– Что он говорит? – спросила пани Барбара.

– Ему не нравится солнце, – объяснил Хенрик. – У него смешное произношение, но понять можно.

Немец открыл глаза и снова закрыл их.

– Ужасный сон! – сказал он, покачнулся, но, поддерживаемый Хенриком, не упал. – Это сон, опять сон.

– Открой глаза, – приказал Мелецкий. – Ты нас видишь?

– Сон, – упирался немец.

– Мы поляки.

Парикмахер заморгал, внимательно посмотрел на них и сразу отрезвел. Поправил бабочку, одернул полы смокинга.

– Извините меня за мой вид, – сказал он. – Здравствуйте.

Этот город называется Грауштадт, а моя фамилия Шаффер, я парикмахер, у меня мужской и дамский салоны.

– Курт Шаффер, – дополнил Хенрик. – Временно невоеннообязанный. Острая форма ревматизма и хронический катар желудка.

– Да, да, – подтвердил Шаффер, – это абсолютная правда, хотя мой конкурент Абендрехт утверждал, что я подкупил врача. Должен признаться, что с некоторых пор я действительно чувствую себя лучше. Даже, можно сказать, отлично.

Они ввели его в холл.

– Вы очень любезны, – сказал немец, – именно здесь я находился охотнее всего. – Он поскользнулся, но Анна его поддержала. – Данке шён. Я хотел постелить ковры, у меня уже давно было такое намерение, но не успел, очень трудно что-нибудь успеть, когда у тебя много свободного времени! Разрешите присесть?

Он добрался до лестницы и тяжело опустился на ступеньку. Пришел Чесек, потом Смулка, группа была почти вся в сборе. Немец показал на ракетку, которую держала седая:

– Я узнаю, это от Хаммерштейна. У него всегда был хороший товар, но он страшная сволочь. Писал доносы, будто парикмахер Курт Шаффер не верит в победу, а на самом деле он хотел забрать мой садик.

– Давно ты здесь? – спросил Мелецкий.

– Пожалуй, давно. Очень давно.

– Что ты здесь делал?

– Ничего особенного. Открывал двери. Открыл почти все. И пил.

– Ты для чего остался? – допытывался Мелецкий. – Почему не убежал?

– Я должен вспомнить. Сейчас, может быть, я запил. Нет. Я подумал, что там у меня ничего нет, а здесь у меня мужской и дамский салоны. С красивыми зеркалами. Они не хотели брать мои зеркала.

– Вы мне сделаете перманент, – сказала пожилая.

– Да, да, к вашим услугам, и надо покрасить волосы, вы преждевременно поседели, у вас прекрасная кожа, и сразу видно, что вы еще совсем молодая.

Хенрик:

– Курт, вы дамский угодник и пустой человек.