Тот берег
Шрифт:
А потом, когда наш писатель приходит к себе домой, садится он за пишущую машинку, достаёт свои записи. Глядишь, к утру готова основательная новелла или глава эпического романа.
И вот попадается ему однажды удивительный типаж – «колоритный», как он любил выражаться, «фактуристый». И прямо из самой гущи народной жизни. Просто бери – и на бумагу. Целиком и полностью.
Писатель тут же впивается в него, как клещ. Приглашает вот в это самое кафе, пивком за свой счёт угощает, вызывает на откровение. И давай строчить в книжицу –
А типаж изливает душу, разворачивает яркие, феерические картины своей поучительной жизни. И говорит вдруг:
– Маловато будет.
– Чего? – спрашивает писатель.
– Пива. Чего ж ещё?.. Давай-ка, голубок, повторим по паре кружечек… Нет, погоди! Пивом тут, похоже, не обойдёшься. Водки хочу. А не желаешь – вали на все четыре!
Видит писатель – дело худо. Не бросать же начатое. Много ещё чего не договорено. А самое интересное, самое главное – впереди.
Заказал бутылку водки. Пишет дальше.
Типаж повеселел, разговорился, чешет без остановки. Вот-вот уже дело пойдёт к концу. Материала – на целый роман. И немаленький, страниц эдак на пятьсот.
А типаж вдруг опять замолкает и требует ещё.
Делать нечего, берёт писатель ещё водки. А потом ещё и ещё… И видит – кончаются деньги.
– Всё, – говорит. – Пустой я.
– Ну, как знаешь, – отвечает типаж. – Тогда разговор окончен. Чао, бамбино!
Сокрушается писатель, достаёт заначку последнюю. Как раз на двести грамм. Опять вроде дело пошло.
А типаж доходит до кондиции, теряет нить разговора и замолкает. Только глядит оловянными глазами и что-то соображает себе. Нехорошее что-то. А потом спрашивает:
– А ты, собственно, кто есть такой?
– Писатель я, – отвечает писатель. – Я из твоей жизни роман хочу сделать.
– Роман, говоришь, – вскидывается типаж. – Знаем мы ваши романы. Давай документы показывай!
– Зачем? – удивляется писатель. – Нет у меня с собой никаких документов.
– Ясно! – говорит типаж. – То-то, я смотрю, личность мне твоя больно знакомая, гражданин капитан.
– Что за чушь? – недоумевает писатель. – Не понимаю я ваших инсинуаций. Какой такой капитан?
– Точно! – оживляется типаж. – Вспомнил! Из третьего райотдела. Допрашивал ты меня в прошлом году по случаю задержания.
– Ошибка это, – уверяет писатель.
– Ошибка? А сто двадцать рублей ты у меня тогда тоже по ошибке изъял?
– Я определённо не понимаю, в чём дело, – негодует писатель, пытаясь сбежать.
Но типаж начеку, хоть и лыко еле вяжет.
– Ага! Дело, говоришь! Вот ты и выдал себя с потрохами! Вынюхиваешь, выспрашиваешь… Дело шьёшь, гражданин начальник?
С этими словами типаж хватает со стола вилку и наносит несчастному писателю одиннадцать ранений различной степени тяжести… Ну а потом, как это у них, у типажей, водится, исчезает в абсолютно неизвестном направлении…
Такую вот престранную историю поведал замершему
– Вот тебе, Серёга, и вся правда жизни. Вся её глубокая философия.
– А дальше? – спросил Сергей Тимофеевич. – Что с ним стало?
– С кем именно? – уточнил Вольдемар.
– С писателем этим.
– Не знаю, – пожал плечами рассказчик, доливая водки в стаканы. – Пропал куда-то.
– Но он, надеюсь, живой остался?
– Живой. Хоть и не совсем здоровый. Видел я его потом… На суде. Весь в бинтах и на каталке… Да что с ним сделается. На таких, как на собаке, быстро заживает. Сидит сейчас где-нибудь дома, диктует жене фантастические романы. Про свою правду жизненную, надо полагать, не вспоминает. Суровая она штука, Серёга, эта правда… Давай-ка по последней. И по домам – баиньки. Ты, гляжу, осоловел уже.
Сергей Тимофеевич не стал спрашивать, что стало с тем типажом. Всё ему давно было понятно, поскольку типаж этот самый преспокойно сидел сейчас перед ним и допивал, ничуть не морщась, водку, вызывая одним видом своим панический ужас…
Полезаеву сильно захотелось домой. Он заёрзал, порываясь подняться. Но Вольдемар пригвоздил его взглядом к месту.
– Погоди, Серёга! Я тут за правду балакал. Не за какую-нибудь там правду вообще, а за конкретную…
Ты меня понимаешь?.. За правду жизни… А что есть такое, эта жизнь? Что она за штука такая?.. Вот, допустим, если ударишь ножом человека, из него потечёт кровь. Значит, он живой. Точнее, был живым. А если не ударишь его, то как узнаешь, живой он или нет?.. Вот, брат, какая штука… Ладно, пошли уже отсюда. Если чего надо будет, ищи меня здесь. Тут меня каждая собака знает. Скажешь, Вольдемар нужен. Мигом разыщут… Ну, пока. Увидимся.
На этом они и расстались.
Глава 5
«…Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благословение мастей твоих лучше всех ароматов!..»
– Боже мой! – восхищённо шептал Полезаев. – Боже мой! Какое чудо! Какие удивительные слова!..
Он поднимал голову, закрывал глаза, пытаясь увидеть туманные вершины Аманы и Сенира. И видел их – изумрудно-зелёные и голубые, окутанные нежной жемчужною дымкой…
Он и дважды, и трижды, и четырежды повторял каждую волшебную строку. Он твердил на все лады эти чудесные слова – и про себя, и вслух, и вполголоса, и во весь голос. Он упивался ими. Он цедил их по капле, как драгоценное вино, и катал их на языке, словно изысканные яства…