Тот, кто держит за руку
Шрифт:
Тебе не нравится моя запеканка? — обеспокоенно спрашивает мама, заметив эти мои скучные манипуляции.
Я улыбаюсь ей благодарной улыбкой:
Отчего же, мне кажется, я никогда не ел ничего вкуснее! — дополняю свою улыбку словами. — Что ты в нее положила? Кажется, здесь есть клюква… мне так показалось?
Грета Штальбергер бросает на моего отца недоуменно-встревоженный взгляд. Я никогда прежде не интересовался ингредиентами приготовленных ею блюд, и этот мой вопрос, похоже, шокирует ее…
Да, я добавила туда
Вышло очень вкусно, мама, — подтверждаю я, поднося ко рту вилку с наколотым на нее кусочком куриной грудки. — Ты могла бы научить меня готовить это блюдо?
Мама бросает на отца еще один недоуменный взгляд. Интересоваться ингредиентами блюда это одно, но хотеть научиться готовить его самому — это уже абсолютно другое… Прежде я никогда не проявлял интереса к готовке, поэтому ее можно понять! Должно быть, она сомневается, уж не разыгрываю ли я ее… Мама бросает на меня еще один настороженный взгляд. Не похоже…
Конечно, дорогой, если ты хочешь.
Может быть завтра?
Завтра? — она неверяще моргает глазами. — Почему бы и нет. Но ты разве не собираешься завтра встретиться с Вероникой?
Думаю, пару часов она вполне способна провести без меня, — улыбаюсь я матери, и та улыбается мне в ответ.
И улыбается такой счастливой улыбкой, что я задаюсь еще одним новым для себя вопросом: не слишком ли много времени я уделял прежде учебе в ущерб своим родным? Может быть, есть что-то помимо учебы и предстоящей работы, что-то не менее важное… если не сказать «более важное»… Может быть, что-то сбоило в моей жизни до этого самого момента? Может быть, пришло время решительных перемен…
Глава 11.
Кухня в нашем доме оборудована по самым последним технологическим веяниям, поэтому стоит ли удивляться, что здесь есть даже такие ноу-хау, о которых я прежде и слыхом не слыхивал: например, маринатор — ага, уверен, не я один никогда не слышал о такой умной штуковине! — который помогает маме в два счета замариновать любой продукт или вот еще… пай-мэй-кер… выговорить все это иначе, как по слогам удастся не каждому парню, я в этом точно уверен. А уж мама вдоволь потешилась над моим невежеством, пока я битых пятнадцать минут прикидывал, как же все это можно использовать… И это лишь малая толика заумных прибамбасов, о которых я считаю тут нужным упомянуть.
Ну да ладно, оставим мой мужской «ограниченный» разум в покое и перейдем непосредственно к делам хозяйственным, то бишь нарезательно-приготовительным, за которыми нас в то утро и застала Вероника:
Чем это вы тут занимаетесь? — она заглядывает на кухню и заинтересованно распахивает глаза. — Строите правительственные заговоры?
Я стою у стола с огромным ножом в руках и лью горючие слезы, нарезая лук для будущей запеканки.
Ника, проходи! — радушно откликается моя мать, вытирая руки о фартук. — Мы тут нынче кухарим, как ты видишь…
Это мама кухарит, а я, как видишь, полон самого горького отчаяния! — шучу я, смаргивая слезы и целуя подругу в щеку.
Она все еще недоуменно смотрит на всю эту сцену, не зная толком, как на происходящее реагировать.
Ты
Я и сам, если честно, себя не узнаю, думается мне в этот момент, и сама эта мысль приятна мне, и от осознания данного факта я смачно целую Веронику еще раз. Та даже краснеет толи от удовольствия, толи от близкого соседства с будущей свекровью, наблюдающей все эти нежности, не понятно.
Просто решил научиться что-нибудь готовить, — пожимаю плечами. — Присоединяйся! У меня есть для тебя острый нож и… — быстро осматриваюсь, — пара перцев, которые так и мечтают быть порезанными тобой…
Вероника осторожно принимает нож из моих рук, опасливо косясь на его остро отточенное лезвие.
Марк, — шепчет она снова, — не уверена, что знаю, как это делается…
Самое время научиться!
Говорю это серьезно, без какой-либо задней мысли, но лицо Вероники неожиданно расплывается в радостной, восторженной улыбке: есть ли лучшее время научиться готовить, думает, наверное, она, чем скорая свадьба… И она под чутким руководством моей матери принимается кромсать несчастный перец самым немыслимым образом; нам так весело всем вместе, что я ловлю себя на мысли о том, что впервые по-настоящему счастлив… впервые за долгое-долгое время. Кажется, в последний раз я так веселился в шестнадцать лет, когда родители повезли нас с Вероникой в парк развлечений в Гайзельвинде, и мы целый день носились от одного аттракциона к другому, истерически хохоча и почти пьянея от адреналина.
И почему я раньше не помогал матери на кухне? Она кажется такой довольной и расслабленной сейчас, какой, мне кажется, я давненько ее не видел… И вообще, хорошо-то как!
Вибрация телефона в кармане отвлекает меня от приятных мыслей, и я вижу, как на экране высвечивается имя Мелиссы.
Отвечу на звонок, извините, — кидаю я быстро и выхожу из кухни. — Мелисса, привет! Что-то случилось?
Да нет, все хорошо, — отзывается она своим обычным, слегка отрывистым голосом. — Я тебя не потревожила?
Нет, вовсе нет, — улыбаюсь я ей, словно она может видеть меня сейчас.. — Мама учила меня готовить курицу по-тоскански…
О, — тянет девочка в трубку. — Наверное, это очень вкусно…
Еще как, — хмыкаю я, — хочешь потом и тебя научу? Ёнасу точно понравится. Как он, кстати?
С ним все в порядке.
Так почему ты звонишь? — дружески поддеваю я девочку. — Уже успела соскучиться?
Слышу, как она презрительно фыркает в ответ, но трубку не кладет…
В чем дело? — начинаю волноваться я. — Какие-то проблемы? Что-то с мамой?
Нет, — тянет девочка нерешительно. — С ней все в порядке… то есть все также, — поправляется она быстро. — Просто… ты не мог бы заехать сегодня?
Заинтригованный, я какое-то время просто молчу… Потом наконец отвечаю:
Да, конечно. Но ты не хочешь сразу сказать мне, в чем дело…
Давай не по телефону, о'кей? — кидает Мелисса стремительно и кладет трубку.