Тот, кто держит за руку
Шрифт:
Я отрицательно качаю головой, мол, нет, в самый раз, и мы наконец-то выходим из его комнаты.
Глава 22.
Где ты была? — Маттиас встречает меня вопросом, на который я нагло вру…
Дышала воздухом.
Интересно, как бы он отреагировал, скажи я ему правду? «Была у Марка. Мы беседовали и… держались за руки. Знаешь, это было даже приятно… А когда ты в последний раз держал меня за руку?»
На
Угу, — бурчит тот в ответ. И это все, что он может сказать? Я призналась, что была у другого мужчины, а он мне просто «угу»…
Я ходила попросить прощения, — все-таки считаю нужным объяснить я. — Вчера вышла некрасивая сцена… из-за меня.
Ясно.
Ясно? — насмешливо повторяю я слова мужа. — Да ты просто счастливчик, если тебе все вот так просто становится ясно… У меня голова идет кругом от всех бесконечных неясностей, навалившихся на меня!
Маттиас смотрит на меня почти жалостливо, как на капризного ребенка:
Это просто гормоны, милая, ты же знаешь.
Я. Была. У. Марка, — повторяю я с вызовом, ощущая острую потребность вызвать в этом мужчине хоть крупицу полагающихся эмоций. Подозрение, ревность, любопытство… Хоть что-то.
И что? — пожимает он плечами. — Я рад, что вы с ним во всем разобрались… Он хороший парень, ты зря косилась на него все это время.
Я не косилась! — вспыхиваю я.
Косилась, милая, — спокойно возражает мне Маттиас. — Ты просто сама не замечала, как это выглядело со стороны.
А ты, значит, замечал, но ни разу так и не поинтересовался, что было тому причиной?
Я и так это знал, — еще одно пожатие плечами, — ты ревновала Мелиссу к нему… Вы всегда были с ней очень близки, а тут Марк оттянул на себя львиную долю ее внимания, вот ты и куксилась, разве нет?
Дело вовсе не в этом, — от обиды и возмущения я даже перестаю злиться на Маттиаса, должно быть, это шок, попутно анализирую я. — Я просто не понимала, что их связывает… Разве тебе их отношения не кажутся странными? Ты же ее отец.
Тебя тут не было, когда все это началось, — говорит мой муж менторским тоном. — Марк помог нам в один из самых сложных периодов нашей жизни, и за это может по праву считаться другом нашей семьи. Перестать уже к нему цепляться!
Я не нахожу слов, чтобы хоть как-то на это откликнуться: разворачиваюсь и иду на кухню, где застаю свою дочь — при моем появлении она даже не поднимает головы, продолжая молча смотреть в экран своего телефона.
Одета
Что ж, мне брошен вызов — не первый и не последний в моей жизни! Я нынче просто какой-то магнит для всевозможных выпадов, придется держать удар.
Включаю чайник и тоже присаживаюсь за стол. Так мы и сидим, пока звонок в дверь не прерывает наше вынужденное молчание. Никто из нас не двигается.
Когда звонок трещит снова, Маттиас кричит нам с дивана:
Кто-нибудь в этом доме может уже открыть эту чертову дверь?
Я не шевелюсь, и тогда Мелисса с возмущенным хмыканьем выходит из кухни. Ее черные волосы отросли у корней, отмечаю попутно, а она так их и не подкрасила… Почему? В прихожей раздаются два голоса, и я даже перестаю дышать в предвкушении дальнейшего развития событий. Голоса приближаются… Боюсь пошевелиться, нервно сжимая свои руки.
Отмираю только когда две девичьи руки обвивают меня сзади за шею и утыкаются мне в волосы.
Спасибо, мам, — щекочет мне щеку теплое дыхание дочери. — Я даже не знаю, что сказать…
Иди сюда, — оборачиваюсь я, заключая дочь в крепкие объятия. — И ничего не говори. Просто больше не сердись на меня, ладно?
Та утвердительно кивает своей чернявой, с отросшими у корней светлыми волосами головой. Я глажу ее, встречаясь взглядом с Марком, стоящим в дверном проеме: он улыбается мне, и я смущенно отвожу глаза.
Как и было оговорено ранее, мы пытаемся реанимировать растерзанный Мелиссой именинный торт, так и оставшийся стоять на праздничном столе. Сам стол тоже стоит неприбранный и заброшенный, словно руины древнего замка, мне бы стоило прибрать его еще вчера, но когда в самой твоей жизни нет никакого порядка, на беспорядок в доме внимания не обращаешь…
Итак мы решаемся на эксперимент, раскладывая по тарелкам, слегка заветрившиеся от долгого стояния, куски размягченного лакомства. Потом я разливаю всем чай, вернее всем, кроме Марка — ему я наливаю чашечку кофе с тремя ложками сахара и большим количеством молока.
Передаю ему чашку и ловлю удивленный взгляд.
Ты не пьешь кофе? — пугаясь я почему-то.
Вовсе нет, очень даже пью, — отзывается он, делая осторожный глоток. Я настороженно слежу за ним, потому и замечаю, как его удивление становится еще более явным.
Что, слишком много сахара? — продолжаю тревожиться я. Сама-то я могу и вовсе обойтись одной ложечкой, а ему бухнула целых три полновесных, с горкой… Что говорится, от души.