Тот, кто держит за руку
Шрифт:
Охота за туманом! — восклицаем мы с Мелиссой в один голос и даже подпрыгиваем, все еще держась за руки.
Пойдем, — она тащит меня по улице, нисколько не заботясь о моем подпрыгивающем на каждом шагу животе. — У меня есть для тебя сюрприз.
Сюрприз?
Сюрприз! — вопит она, и я вижу выступившую из туманного морока знакомую фигуру, при виде которой у меня предательски екает сердце. Снова… Опять.
Доброе утро, Ханна, — приветствует меня все тот же знакомый голос, пожимая мои дрогнувшие пальцы.
Доброе
Готова к охоте за туманом? — улыбается он, нервно откидывая с лица прядь слегка отсыревших волос. — Я знаю лучшее место для этого. Ну что, едем?
Мы готовы! — Мелисса открывает передо мной переднюю дверцу Маркова автомобиля, а сама плюхается на заднее сиденье.
В салоне тепло и сухо, так что от всеобъемлющего ощущения счастья мне хочется закричать…Громко и пронзительно. Но я, конечно же, этого не делаю, просто стискиваю пальцами длинные отвороты рукавов своей куртки и смотрю вперед на почти пустынные по утру улицы города, мелькающие перед глазами.
Тебе Мелисса рассказала про охоту за туманом? — наконец прерываю я затянувшееся молчание.
Марк отводит глаза от дороги:
Отчасти, — загадочно отвечает он. Прямо улыбка чеширского кота! — А отчасти это сделали твои картины. Они очень красноречивы!
Красноречивы? Правда? — поддеваю его я. — Я и не знала, что они у меня такие болтливые. Теперь придется научить их хорошим манерам…
Марк выруливает на тихую сельскую дорогу, возможно, в сторону Фойхта, точно я не скажу, и я впитываю каждое движение его изящных рук, переключающих рычаг скоростей. Отец у меня был строителем, и я любила те моменты, когда он катал меня на своем погрузчике, вот точно также переключая механическую коробку передач… Что-то щелкало, повинуясь движению его натруженных пальцев, и я горделиво лучилась улыбкой «это мой папа. Он самый лучший!» Наверное, с тех пор я и люблю наблюдать, как мужчина водит машину — в этом есть что-то донельзя сексуальное. Это почти как приручать дикого зверя…
Не расскажешь, почему так любишь туманы? — Марк улыбается мне. — Есть какая-то особенная история?
Мама провела детство в деревне, — опережает мой ответ Мелисса. — Они жили около старой водяной мельницы… Сейчас от нее осталось только полуразвалившееся колесо, мы ездили смотреть на него… — Она пожимает плечами: — Ничего особенного, если честно.
Я улыбаюсь: моя дочь — типичный городской житель, который не мыслит свою жизнь без общественного транспорта и интернета и который даже курицу считает страшным, неизведанным чудовищем. А вот мне долго пришлось привыкать к жизни в городе… Мы переехали сразу после развода родителей — и этот двойной удар тогда сильно подкосил меня.
Расти в деревне было чудесно, — ностальгически говорю я. — Там было тихо и… очень туманно! — с улыбкой. — Подчас поход поутру в тумане до остановки превращался в настоящее приключение… Казалось, стоит сделать два лишних шага — и вот он, самый край размытого туманом мира, но край этот постоянно куда-то ускользал. Детские впечатления самые стойкие! — вздыхаю я, натягивая рукава куртки на кончики пальцев.
А я всю жизнь прожил в городе, — как бы с сожалением произносит Марк, и меня так и подмывает спросить про его родителей. Он никогда о них не говорит. Вот и теперь мы съезжаем с дороги, паркуясь рядом с четко вымеренными цветочных грядками, на которых еще красуются последние в этом году гладиолусы и подсолнухи, так что мои вопросы так и остаются незаданными.
Туман вокруг
Это поземный туман, — говорит нам Марк, когда мы стоим посреди всего этого молочно-белого марева, смаргивая капельки влаги, повисающие на ресницах. — Тут недалеко речка, вот он и растекается здесь, словно кисель. Ну что, пойдемте!
Он протягивает мне руку. Что, снова? Мои мысли, тревожно взметнувшись, мокрыми бабочками падают к моим ногам — в тумане я ощущаю себя неожиданно смелой: протягиваю руку и позволяю пальцам Марка переплестись с моими пальцами. Мы не смотрим друг на друга, но я почти уверена — он сейчас улыбается счастливой улыбкой, и улыбка это вовсе не адресована Мелиссе, резвящейся, словно щенок, чуть в стороне от нас, нет, ее адресат — я сама.
И я тоже улыбаюсь… Это все равно, что попасть в Зазеркалье, в котором все возможно, это как на секунду позволить себе быть просто счастливой, не оглядываясь по сторонам!
Мелисса смутным, черно-красным пятном мелькают посреди широкого поля, которое мы сейчас пересекаем в поисках туманной родительницы — реки, она то громко выкрикивает какие-то диковинные слова, искажающиеся в пропитанном влагой воздухе до едва различимой абракадабры, то вдруг начинает распевать песни Елены Фишер, которые сама же вечно и критикует. Похоже, туман странно действует на человеческий мозг: для меня он, как веселящий газ, для Мелиссы, возможно, тоже, а Марк… Поглядываю на него боковым взглядом — он продолжает улыбаться. Ну да, мы все чуточку обезумели, так я и знала, констатирую не без радостного удивления.
А ты сам какие природные явления больше любишь? — любопытствую я. — Снег? Дождь? Ветер?
Марк обращает ко мне свое красивое лицо в обрамлении взмокших волос, на секунду задумывается, а потом сжимает мои пальцы:
Ты можешь мне не верить, но я никогда об этом не задумывался, — его голос чуточку хриплый, словно он заболевает ангиной. — Но сейчас мне кажется, что нет ничего лучше хорошего, густого тумана с рассеянными в нем пятнами уличных фонарей. Согласна со мной?
Было бы странно, начни я с тобой спорить, — по-доброму насмешничаю я. — Я как будто бы вернулась в детство…
Тебе было там хорошо?
Очень, — выдыхаю я с искренним чувством. А сейчас даже еще лучше, хочется добавить мне, но я не решаюсь. Мне просто нельзя этого делать… Это было бы неправильно. Но Марк, кажется, и так достаточно хорошо понимает меня — его пальцы снова стискивают мою ладонь, и я вдруг ощущаю острую потребность притянуть его к себе и поцеловать. Поцеловать его жесткие губы, которые на ощупь, я уверена, мягче растопленного шоколада, прижаться к его груди, утопив руки, лицо и вообще всю себя в ожигающем тепле его тела…
Я хочу чужого мужчину! Прикусываю губу и пытаюсь выровнять разбушевавшееся, подобно шторму, дыхание.
Я не могу хотеть чужого мужчину! Но я хочу…
Так ты будешь меня рисовать или как? — вдруг спрашивает меня он. — Ты, кажется, что-то говорила об этом, — невинный взгляд серо-голубых глаз. — Так вот, я не против, даже наоборот: никогда не был объектом творческих изысканий. Это, должно быть, любопытно…
Представляю, как выписываю ямочку на его подбородке («нет, повернись к свету и улыбайся!») и провожу четкий контур его высоких скул… пальцами («не двигайся, замри в таком положении!»). От собственных фантазий у меня практически темнеет в глазах…