Тот, кто держит за руку
Шрифт:
Ты, должно быть, совсем не разбираешься в живописи, — насмешливо замечаю я. — Мои картины посредственны. Но я всегда мечтала иллюстрировать детские книжки, — признаюсь ему попутно, чего не делала многие годы.
Тогда почему бы тебе не попробовать воплотить мечту в реальность?
Для этого тебе пришлось бы написать детскую книжку! — улыбаюсь я не без иронии.
Он тоже улыбается, но не иронично, а вполне даже искренне:
Возможно так
Мама, ты видела, как я смог! — кричит в этот момент Ёнас, подбегая ко мне. За ним с недовольным видом плетется Мелисса. — Я смог залезть на самый верх, вон туда… — Он указывает пальцем на рукоход, а я тем временем стремительно выхватываю руку из-под Марковой ладони. Стараюсь при этом на него не смотреть.
Да, и едва не сломал себе шею, — неодобрительно ворчит его сестра, падая на лавочку рядом с нами. Чувствую себя виноватой за то, что была слишком занята собой и своими внутренними преживаниями и не присматривала за собственным ребенком с должным вниманием…
Тебе больше не стоит туда лазать, малыш, — говорю я мальчику, который едва ли меня слышит, так как со всех ног несется обратно к детской площадке.
Иногда мне хочется хорошенько его отшлепать, — заявляет Мелисса, наблюдая за его стремительным бегством, а потом обращает лицо к нам: — И о чем вы здесь говорили? Признавайтесь.
Мы не говорили, по сути, ни о чем особенном, но у меня такое чувство, словно наше общение было непристойным и я не сразу нахожусь, что ответить.
Мы говорили о живописи, — наконец выдавливаю я из себя, все еще не смотря в сторону Марка. Интересно, чувствует он себя таким же смущенным или это только моя нечистая совесть дает о себе знать?
О живописи? — приподнимает брови Мелисса.
О картинах твоей мамы, — поясняет ей молодой человек.
А, о тех самых, что ты помогал мне развесить по всему дому? — уточняет она каким-то странным, неестественным тоном. Так что я смотрю сначала на нее, а потом все-таки — и на Марка…
Он пожимает плечами, мол, виноват, каюсь, и это выглядит почти так же, как и в истории с мороженым. Значит, и к этому конкретному событию он тоже приложил свои… теплые руки, думаю я не без горечи.
И есть ли в моей нынешней жизни хоть что-то, к чему он не был бы абсолютно причастен?
**********
Вскоре после этого, полного событиями, дня, мы с Мелиссой устраиваем небольшой шоппинг не совсем развлекательного толка: нам необходимо приобрести для дома мелкие разности, без которых современному человек в быту никак не обойтись — например, губки для мытья посуды или, скажем, фильтры для пылесоса. Кроме того, скоро начало нового учебного года, и дочка планирует закупить хотя бы половину из необходимых ей по списку предметов.
Помимо
Вспомнить ничего не удается, но желание купить эту книгу… для Марка почти нестерпимо. Почему бы не сделать ему подарок в знак благодарности за спасенный праздник моей дочери, задаюсь я логичным вопросом? Не цветы же ему, право слово, дарить. И под скептическим Мелиссиным взглядом я иду к кассе и выкладываю вполне ощутимую сумму за триста страниц неизвестного текста с картинками…
С чего я вообще взяла, что Марку будет интересно знать, кто и что носил в далекой французской армии?
Не иначе, как на меня нашло умопомрачение, корю я себя, когда книга с почти что стокилограммовой тяжестью оттягивают мою руку по пути домой.
Безумная, безумная Ханна…
На купленные для него тапочки Маттиас смотрит так, словно я преподнесла ему гремучую змею. Неужели они настолько ужасны? Ничего подобного. Милые, мужские пушистики на пробковой подошве. Очень теплые.
Я так озадачена реакцией мужа на мой скромный подарок, что боюсь даже помыслить, а какова будет оная в отношении, купленной мною, книги… И уже собираюсь трусливо заныкать ее куда-нибудь в самый темный угол нашего дома, когда Мелисса — пути назад нет! — с энтузиазмом, которого в книжном я за ней не замечала, сообщает своему собеседнику в телефонную трубку:
А мы с мамой купили тебе подарок, — череда веселого хихиканья. — Приходи и сам увидишь, мистер Умник! До встречи.
Мистер Умник? — удивленно переспрашиваю я. — Почему ты так его зовешь?
Мелисса закатывает глаза, мол, ты такая непонятливая, мама. Может быть, я действительно, такая и есть?
Потому что он вечно умничает, — дочка выкладывает книгу на самое видное место и разглаживает смявшиеся при переноске уголки подарочной бумаги.
Марк приходит через какие-то двадцать минут, когда я еще даже не успеваю настроить себя на правильный (читайте: невозмутимый) лад. Он выглядит помятым и немного замученным.
Выпала тяжелая смена, — отвечает он на мой невысказанный вопрос, потом оборачивается к Мелиссе: — Так где мой подарок, маленькая фурия? — и та торжественно вручает ему наш… нет, мой подарок. — О, довольно тяжелый! — взвешивает он его в руках. — Могу я открыть его прямо сейчас? — смотрит на меня любопытствующим взглядом.
Киваю — и подарочная бумага обнажает сначала один уголок книги, а потом и всю обложку целиком. Я так сосредоточенно жду его реакции на мой подарок, что даже перестаю дышать…