Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток
Шрифт:
Она постаралась взять себя в руки, вытерла слезы, убрала со стола, вымыла посуду. И села на диван. Пробовала читать – строчки плыли перед глазами и разбегались в разные стороны. Включила телевизор – и не поняла ничего из того, что ей пытались показать и рассказать. То и дело подступали рыдания, и Наташа давала волю слезам, потом тихонько прокрадывалась в ванную, умывалась, с тоской смотрела на покрасневшие глаза и опухшее лицо и возвращалась к себе.
В одиннадцать вечера Вадима еще не было. В двенадцать тоже. Наташа легла в постель, но свет не выключала, лежала с открытыми глазами и ждала. Но Вадим не вернулся.
Не пришел и на следующий день. С самого утра перепуганная Наташа помчалась на рынок, на стоянке увидела машину Вадима, в торговом зале издалека отыскала глазами мужа, стоящего за прилавком, и с облегчением вздохнула.
Вадим появился только через два дня. Он был сух, сосредоточен и деловит. Извинился за то, что пропал и не позвонил. Собрал вещи. Быстро обсудил с Наташей все вопросы. Временно он поживет у товарища, пока будет подыскивать себе жилье. Он на многое не претендует, ему вполне подойдет и квартирка на окраине, тем более что есть машина. Попробует найти что-нибудь за те деньги, которые уже есть. Если это окажется невозможным, он готов вернуться к обсуждению вопроса о том, чтобы одолжить деньги у Бэллы Львовны. Именно одолжить, но ни в коем случае не взять безвозмездно. И он очень надеется, что Наташа не станет препятствовать его встречам с сыновьями.
Слово «развод» не было произнесено ни разу, но оба понимали, что речь идет именно о нем.
Игорь
Прохладный ветерок залетал в открытое окно, чуть приподнимал легкую штору и тут же стыдливо убегал. День был жарким, город еще не успел остыть, и Вика, поначалу прикрывшаяся было простыней, снова лежала обнаженной, предоставив Игорю возможность любоваться своим совершенным юным телом. Не так давно, примерно месяца два назад, Вика еще жила в загородном коттедже Жорика, и очередной приезд Игоря пришелся как раз на тот момент, когда Жорик подумывал о переселении подружки назад в Москву. Девушка ему понравилась, через пару недель Игорь выяснил, что Жорик с ней расстался, стало быть, можно действовать с чистой совестью. Главным в глазах Игоря Мащенко достоинством красавицы Вики было то, что она категорически не хотела выходить замуж. Девушка даже не скрывала от Игоря, что он в ее жизни – всего лишь переходный этап, заполненная приятным и необременительным времяпрепровождением пауза между предыдущим перспективным любовником и следующим, который непременно появится, нужно только подождать. Вика всех мужчин делила на три категории: к первой относились те, кого можно было бы рассматривать в качестве мужа – сказочно богатые и холостые либо готовые развестись, во вторую категорию входили те, у кого денег было достаточно, чтобы обеспечить ей приятную жизнь в качестве любовницы-содержанки, а к третьей она причисляла приятных симпатичных мужиков, которых можно пустить к себе в постель, но на материальную поддержку которых рассчитывать не приходится. Жора Грек относился, несомненно, ко второй категории, а Игорь – всего лишь к третьей.
Вика сладко потянулась в постели, включила бра над головой и посмотрела на стоящий у изголовья будильник.
– Сколько там натикало? – спросил Игорь, не поворачиваясь.
– Половина первого. Тебе пора?
– Еще целый час есть. Я обещал подъехать к двум, жену привезти со съемок.
– Они что, ночью снимают? – удивилась Вика.
– Ну да, ночная Москва им нужна. Моя жена около двух освободится, а вся группа будет до рассвета работать. У них поточный метод, все ночные сцены на улице за один раз снимают. Как стемнело – так и начали.
– Не понимаю, – раздраженно сказала девушка, выключая свет, – неужели твоя супружница не может сама до дома доехать? Почему ее обязательно нужно встречать? Тоже мне, барыня!
– У нее нет машины.
– Так купи ей тачку, пусть сама разъезжает, куда ей нужно. Почему мы с тобой должны зависеть от графика ее съемок?
– Умолкни, – грубо ответил Игорь. – Не твое дело.
Он не собирался объяснять молоденькой Вике, что Ирина отказывается от машины, за которую заплатили бы, разумеется, родители Игоря. Ей хотелось заработать деньги самой, и вот теперь такая возможность представилась, ее пригласили сниматься в двадцатисерийном фильме для телевидения, и, по ее подсчетам, гонорара за съемки должно будет хватить на недорогую иномарку. Съемочных дней у Ирины в этом фильме достаточно, но поскольку она не звезда, а всего лишь недавняя
Вика будто мысли его прочла, тут же спросила:
– А на такси она не может доехать? Все-таки это эгоизм: заставлять мужа в два часа ночи везти ее со съемок. Она-то после сегодняшнего небось отсыпаться будет до обеда, а тебе завтра рано на работу вставать.
– На себя посмотри, – Игорь даже не старался быть вежливым. – Если я от тебя прихожу в два часа ночи – это, по-твоему, нормально, а если жену со съемок привезу – уже эгоизм?
– Сравнил, – фыркнула девушка. – Ради меня можно и пострадать, если бы я не была лучше твоей жены, ты бы сейчас здесь не лежал и не урчал, как кот, обожравшийся сметаной. Кстати, она не догадывается?
– Она – нет. Предки догадываются, но пока молчат.
Вика села в постели, зябко передернула красивыми голыми плечами, натянула простыню.
– А что будет, когда они перестанут молчать?
– Что будет, что будет… Начнут мораль читать, плешь проедать. Жену против меня будут настраивать. Я – такой ужасный, безнравственный, чудовищный, а она – святая. Они в ней души не чают. Ирочка то, Ирочка се… Как будто она им родная дочь, а я – пришлый зятек, к тому же не очень удачный.
– Слушай, а чего ты с ними не разъедешься? – спросила Вика. – Живешь как под колпаком у Мюллера, за каждый шаг отчитываешься. Я давно заметила, ты, когда домой спешишь, все больше о предках своих говоришь, что, мол, они ругаться будут. Жена у тебя и вправду святая, если ничего не замечает, тебе с ней одной легко было бы. Зачем же мучиться?
– Не хочет она разъезжаться, – нехотя объяснил Игорь.
– Кто не хочет? Твоя мама?
– Да нет, мама как раз не против, предки сколько раз предлагали разменять квартиру, а жена ни в какую не соглашается.
– Не может быть! Почему? Каждая нормальная женщина хочет разъехаться со свекровью и жить своим домом. Я, например, даже с родными родителями жить не могу.
Игорь снова замолчал. Не пересказывать же молоденькой благополучной Вике, выросшей с мамой и папой, историю Ирины и все эти разговоры о разъезде, неоднократно возникавшие и заканчивавшиеся неизменно одним и тем же: ее слезами.
– Пожалуйста, Елизавета Петровна, Виктор Федорович, не надо, – говорила она. – Я нашла свою семью, мне так хорошо с вами, я вас так люблю. Вы мне родителей заменили, мне всю жизнь так этого не хватало.
Мать таяла, отец снисходительно улыбался, и тема размена квартиры временно забывалась, снова всплывая только тогда, когда Игорь безобразно напивался, громко хамил жене, а потом Ирка просила у его родителей прощения за шум и беспокойство. Ей было неловко за него, она его стеснялась, как будто такое поведение мужа – исключительно ее собственная вина. Нет, она точно святая.
Но Вика всего этого не поймет. Да и не нужно ей об этом знать, это его внутрисемейное дело, к которому временная (а он ни минуты не сомневался, что роман с Викой скоро закончится) любовница не должна иметь никакого отношения.
– Сделай мне кофе, – попросил он, – а то за рулем усну.
Вика сползла с кровати, накинула изящный пеньюар, пару раз взмахнула щеткой, приглаживая растрепавшиеся волосы.
– Тебе сюда принести?
– Не нужно, я, пожалуй, тоже встану.
Он прошел в ванную, быстро принял душ, натянул светлые легкие брюки и рубашку с короткими рукавами. Все равно на работе приходится переодеваться в форму, так что можно позволить себе ходить без пиджака и галстука. Он пригладил расческой влажные после душа волосы и удобно уселся в кресле рядом с низким широким столиком. Вика принесла кофе и бутерброды. Прозрачный пеньюар распахивался при каждом движении, выставляя на обозрение ее точеные формы, и Игорь любовался девушкой, не скрывая удовольствия.